Читаем Том восьмой. На родинѣ полностью

Они поднялись на необъятную высоту и снова остановились. Лицо горизонта, темнѣвшее подъ ихъ ногами, было такъ велико, что Николаю Петровичу показалось, что это лицо всей земли и что онъ видитъ, какъ она поворачиваетъ ему навстрѣчу свою широкую округлую щеку. Но подробности картины были скрыты во мглѣ, трепетавшей далеко внизу.

«Я ничего не вижу!» — хотѣлъ сказать Николай Петровичъ.

Призракъ протянулъ руку, и мгла исчезла, какъ пыль, смытая кистью съ полотна.

Горизонтъ озарился странными, темно-цвѣтными, слегка зеленоватыми лучами. Всѣ подробности картины выступили наружу. Николаю Петровичу казалось, какъ будто кто подставилъ между его глазами и землей гигантскій, но невидимый телескопъ.

Земля разстилалась подъ нимъ, какъ огромная географическая карта. Но глаза его напрасно искали знакомыхъ очертаній Европы. Равнина, разстилавшаяся подъ нимъ, какъ будто не имѣла конца и нигдѣ не была ограждена берегами. Съ сѣвера на югъ тянулись прямыя полосы, поблескивавшія водой и похожія на каналы или безконечно удлиненные проливы, но моря не было видно нигдѣ, какъ будто кто-то слизнулъ съ земной поверхности его огромную водную скатерть.

«Это Европа?» — подумалъ недовѣрчиво Николай Петровичъ.

Спутникъ протянулъ руку и указалъ на одинъ пунктъ на земной картѣ.

«Это Альпы!» — сказалъ онъ мысленно.

Дѣйствительно, на указанномъ пунктѣ поднимался массивный горный рельефъ. Онъ былъ весь усѣянъ темными пятнами лѣсовъ и бѣлыми замками и весь вмѣстѣ походилъ на огромный, крѣпко и красиво построенный замокъ.

Теперь глаза Николая Петровича присмотрѣлись къ зеленоватой мглѣ, и новыя подробности выступали предъ нимъ все яснѣе и яснѣй. Онъ видѣлъ извилистыя рѣки, протекавшія между каналами и составлявшія какъ будто сѣть прихотливыхъ жилъ, избороздившихъ землю. Онѣ сплошь были усѣяны лѣсами и замками. И людскія жилища казались отсюда разбросанными по землѣ, какъ камни.

Николай Петровичъ не могъ забыть о морѣ.

«Гдѣ океанъ?» — задалъ онъ безмолвный мысленный вопросъ.

— Смотри! — сказалъ призракъ, и его повелительный жестъ какъ будто притянулъ къ нимъ выпуклую поверхность земли. Они спускались внизъ медленно и плавно, и земная карта плыла къ нимъ навстрѣчу. Между двухъ большихъ материковъ лежало средиземное море, длинное, излучистое, какъ будто выведенное гигантскимъ пальцемъ всемогущаго землеустроителя. Море протянулось съ сѣвера на югъ по бывшему ложу Атлантическаго океана, но очертанія суши вдавались въ его грудь болѣе полной и глубокой линіей, чѣмъ въ географическомъ мірѣ, съ дѣтства знакомомъ Николаю Петровичу.

— Океанъ побѣжденный и населенный! — сказалъ призракъ. Это дѣйствительно былъ только остатокъ океана, и Николай Петровичъ не сразу узналъ его, ибо лицо его было покрыто рядами острововъ, и проходы, лежавшіе между ними, походили на каналы, избороздившіе твердую землю материковъ. Острова тоже были покрыты садами и виллами, и, только присматриваясь пристальнѣе, Николай Петровичъ уловилъ, что они тихо колышутся въ тактъ мѣрному рокоту волнъ, разбивавшихся о прибрежный песокъ. Это были пловучіе острова, клочки искусственной земли, всплывшіе надъ океаномъ, чтобы дать размножившемуся человѣчеству больше мѣста и простора.

Своими густыми темнозелеными садами они напоминали легенду о древнемъ Родосѣ, который такъ долго носился по волнамъ Эгейскаго моря и благоухалъ свѣжими розами, пока, наконецъ, боги не поставили его на якорь.

Они спускались ниже и ниже, и новыя жилища почти незамѣтно выступали изъ тѣни садовъ и бѣлѣли въ полутьмѣ. Они были соединены дорогами, вымощенными какъ лучшій паркетный полъ. На перекресткахъ дорогъ бѣлѣли статуи, изящно расположенные цвѣтники, предметы искусства.

Вся ширина земли и моря походила на дачное предмѣстье, чистое, хорошо убранное, уставленное виллами богачей, бѣжавшихъ на свѣжій воздухъ изъ городского угара. Но нигдѣ не было видно скопленія домовъ, которое можно было бы назвать городомъ.

— Гдѣ города? — спросилъ Николай Петровичъ.

— Зачѣмъ города? — возразилъ призракъ вопросомъ на вопросъ.

Они летѣли теперь низко надъ землей, и съ каждымъ новымъ движеніемъ Николай Петровичъ убѣждался, что это не та земля, которую онъ зналъ и любилъ, а другая, новая, похожая на феерію или на сказочное царство.

Всѣ людскіе дома были какъ драгоцѣнные дворцы, сотканные изъ металлическаго кружева, брошеннаго на малахитовыя колонны и окаймлявшаго хрустальныя кровли.

Даже деревья садовъ смотрѣли не такъ, какъ прежде. Высокія перистыя пальмы росли бокъ-о-бокъ съ такими же высокими и стройными соснами, и ползучія ліаны переплетались съ побѣгами хмеля и плетями дикаго винограда, свиваясь въ тѣнистыя бесѣдки и укромныя убѣжища.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тан-Богораз В.Г. Собрание сочинений

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Пнин
Пнин

«Пнин» (1953–1955, опубл. 1957) – четвертый англоязычный роман Владимира Набокова, жизнеописание профессора-эмигранта из России Тимофея Павловича Пнина, преподающего в американском университете русский язык, но комическим образом не ладящего с английским, что вкупе с его забавной наружностью, рассеянностью и неловкостью в обращении с вещами превращает его в курьезную местную достопримечательность. Заглавный герой книги – незадачливый, чудаковатый, трогательно нелепый – своеобразный Дон-Кихот университетского городка Вэйндель – постепенно раскрывается перед читателем как сложная, многогранная личность, в чьей судьбе соединились мгновения высшего счастья и моменты подлинного трагизма, чья жизнь, подобно любой человеческой жизни, образует причудливую смесь несказанного очарования и неизбывной грусти…

Владимиp Набоков , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Русская классическая проза / Современная проза