Том восьмой. На родинѣ

Дверь юрты отворилась, и вошелъ низенькій лохматый якутъ въ рубахѣ изъ телячьей шкуры, съ красными больными глазами и сѣрымъ сухощавымъ лицомъ.

— Чего надо? — отрывисто спросилъ Кириловъ.

— Табакъ! — лаконически сказалъ якутъ, останавливаясь у порога.

Онъ, очевидно, только что побывалъ въ болотѣ, и нижняя часть его тѣла была въ грязи.

— Чѣмъ заплатишь? — спросилъ Кириловъ суровымъ, но дѣловымъ тономъ.

— Ничѣмъ!.. — равнодушно отвѣтилъ якутъ. — Въ долгъ! — прибавилъ онъ неохотно.

— А ты знаешь, сколько у тебя долгу? — спросилъ Кириловъ.

— Кто знаетъ? — неопредѣленно возразилъ якутъ. — Много, должно быть!..

Кириловъ досталъ изъ шкапа мохнатую связку табачныхъ листовъ.

— А когда ты заплатишь? — спросилъ онъ уже безразличнымъ тономъ, предвидя содержаніе отвѣта.

— А кто знаетъ? — повторилъ якутъ стереотипную фразу. — Когда будетъ, заплачу!

— Возьми косу вмѣстѣ! — вдругъ предложилъ Кириловъ. — Тоже въ долгъ!

— Не нужно! — рѣшительно сказалъ якутъ. — Только табакъ!

— Хорошее такъ вамъ не нужно! — сердито сказалъ Кириловъ.

— Не сручно! — упрямо сказалъ якутъ. — Твоя коса длинная, наши руки коротки… Вотъ смотри!..

Онъ протянулъ впередъ пару тонкихъ рукъ съ небольшими кистями, какъ у всѣхъ сѣверныхъ туземцевъ.

— Ну, ступай! — сказалъ Кириловъ, удовлетворивъ покупателя, но якутъ не уходилъ.

— Баба просила иголокъ и цвѣтного шелку! — сказалъ онъ наконецъ.

— На что ей шелкъ? — недовольно проворчалъ Кириловъ.

— Поясъ надо! — сказалъ якутъ. — Видишь, безъ пояса?.. — прибавилъ онъ указывая на свою грязную кожаную рубаху.

Кириловъ съ неодобреніемъ посмотрѣлъ на фигуру, стоявшую на его порогѣ. Мѣстные щеголи, дѣйствительно, подпоясывались вышитымъ поясомъ, но къ этимъ краснымъ глазамъ не подходило щегольство.

— Небось, у бабы тоже глаза болятъ? — спросилъ онъ съ упрекомъ.

— Болятъ! — согласился якутъ. — Еще мыла просила кусочекъ, зрачки промыть!..

Кириловъ досталъ изъ своего склада небольшой кусокъ мыла и пару толстыхъ иголъ.

— А шелку не дамъ! — объявилъ онъ. — Ступай домой!

Но якутъ не хотѣлъ уходить.

— Дай, пожалуйста! — приставалъ онъ. — Я два днища (20 верстъ) болото мѣсилъ… Ноги болятъ… Дай шелку!.

— Ступай, ступай! — повторилъ Кириловъ, запирая шкапъ.

Якутъ еще потоптался на мѣстѣ.

— Вотъ ты какой?… съ упрекомъ протянулъ онъ. — А я бы горностаями заплатилъ. — И онъ вытащилъ изъ-за пазухи двѣ бѣленькія головки.

Кириловъ взялъ покупателя за плечи и повернулъ къ двери.

— Ну, уходи! — сказалъ онъ ему коротко, но безъ гнѣва. — Не дамъ больше ничего!..

Съ самаго своего пріѣзда Кириловъ сталъ выписывать для раздачи сосѣдямъ разные товары, продавая ихъ по номинальной цѣнѣ. Урочево было слишкомъ далеко отъ торговой дороги; якуты жили, какъ троглодиты, и платили проѣзжему торговцу неслыханныя цѣны за каждую пару иголъ или головной платокъ. Князьцы ежегодно привозили изъ города немного чаю и табаку и распродавали сосѣдямъ небольшими частями, въ пять разъ дороже покупной цѣны. Теперь и эта торговля давно прекратилась, и сами князьцы предпочитали забирать все нужное у Кирилова, ибо его цѣны были ниже городскихъ. Молва объ урочевской дешевизнѣ шла далеко и выходилі за широкіе предѣлы пропадинскихъ пустынь. Даже оленеводы съ Гижигинской тундры и горные охотники съ Омеконскаго плоскогорья приходили къ Кирилову за товаромъ, какъ будто на ярмарку. Это было, конечно, лестно, но каждый годъ Александръ Никитичъ сводилъ балансъ съ довольно значительнымъ убыткомъ. По исконному обычаю три четверти мѣстной торговли велись въ кредитъ. Раньше князьцы охотно давали товаръ безъ немедленной уплаты, накидывая еще 100 %; потомъ, во время пушного промысла, взыскивали всю сумму, а у упорныхъ отнимали силой или въ крайнемъ случаѣ жаловались на нихъ исправнику во время годового объѣзда по округу.

Половина должниковъ платила и Кирилову исправно, но люди безпечные и сутяги скоро раскусили его нежеланіе обращаться къ начальству съ жалобами и, сколько могли, затягивали уплату. Мелкіе долги постоянно пропадали. Чтобы возстановить равновѣсіе, Александръ Никитичъ уже съ перваго года собирался возвысить цѣны на 10 %, но никакъ не могъ рѣшиться нарушить принципъ. Его ежегодныя потери равнялись нѣсколькимъ стамъ рублямъ, но молочное хозяйство давало хорошіе доходы и покрывало всякіе посторонніе убытки.

Вообще Кириловъ относился къ сосѣдямъ, какъ къ дѣтямъ, и даже за ихъ маленькіе обманы не очень сердился. Выписывая товары, онъ не соображался со вкусомъ своихъ покупателей, а выбиралъ только то, что признавалъ нужнымъ. Онъ вывелъ изъ своей округи употребленіе пестрыхъ ситцевъ и шелковыхъ лентъ, табакъ раздавалъ понемногу; бѣднымъ людямъ давалъ чай по преимуществу зимою, во время скудости молока. Онъ постоянно распространялъ среди сосѣдей болѣе усовершенствованныя орудія: русскія косы, пилы, плотничные топоры, но съ небольшимъ успѣхомъ, ибо якуты упрямо держались за орудія и навыки, унаслѣдованные отъ предковъ.