– Ммм… а вы не хотели бы как-нибудь прогуляться со мной пешком? – продолжал Кит Бейн. – На холм Святой Екатерины, например, или даже на Фарли-Маунт? Пока еще стоят теплые деньки.
Ну вот оно наконец. За многие годы Вайолет не раз слышала подобные предложения, причем мужчины были вполне нормальные. Она всякий раз соглашалась, даже если не очень хотелось. И с Китом Бейном, казалось, все было в порядке. Он был на год, от силы на два младше ее, в нем имелась некая шотландская изюминка, которая всегда вызывала у нее улыбку, человек он был открытый и простой. Возможно, после Лоренса это был бы самый подходящий вариант.
Но у Вайолет в груди уже горело чувство, пусть даже иметь его было неправильно, пусть питала она его не к тому человеку, который ей был бы нужен. И ей не хотелось разрушить это чувство каким-нибудь неуместным поступком.
– Спасибо, конечно, – ответила она, – но, думаю, вряд ли получится.
Кит Бейн молча смотрел на нее, склонив рыжую голову в сторону.
– Простите, мне нужно бежать на поезд, боюсь опоздать.
И Вайолет, не дожидаясь его ответа, поспешила прочь.
Демонстрация и освящение изделий, изготовленных вышивальщицами, были назначены на следующий четверг, Вайолет и Морин получили особое разрешение мистера Уотермана уйти с работы, чтобы участвовать в этом событии.
Они заняли места вдоль южной стены пресбитерия, рядом с арочным проходом, на страже которого пять месяцев назад стояла Мэйбл Уэй, когда Вайолет случайно попала на освящение вышивок. Мэйбл и на этот раз стояла на своем посту – та самая Мэйбл, что шикала на нее и не пускала туда, где, по ее мнению, имели право присутствовать только люди, которым там быть положено, – ту же службу она несла и сейчас. Вайолет улыбнулась. Теперь, когда она сама входила в круг избранных, эта ситуация уже не казалась ей странной. Она понимала, почему Мэйбл останавливала всех, кроме тех, кто много часов посвятил вышиванию и тем самым заработал право сидеть здесь. Ей также не казалось теперь странным, что перед алтарем разложили множество подушечек, что кладутся под колени по время молитвы, в том числе и ее подушечку тоже, а также длинные полоски вышитой каймы. Нет, теперь она понимала, что так надо и что ей тоже положено при этом присутствовать. Вайолет стала наконец равноправным членом этого коллектива. Она сидела между Морин и Джильдой, обменивалась кивками с другими. Мэйбл больше на нее не шипела, напротив, радушно ее приветствовала. Ей, Вайолет, улыбнулась даже Луиза Песел, а сама миссис Биггинс, увидев ее, сдвинула брови. На сей раз у Вайолет в соборе было свое законное место.
Органист проиграл вступление и перешел к музыке, относящейся к самому́ обряду, а наверху, куда вели ступеньки, из нефа вышел настоятель и его сопровождающие, они торжественно прошли через клирос. Вайолет заметила, как в собор проскользнула Дороти Джордан и села рядом с дверью. Сидящая рядом Джильда вздрогнула, и Вайолет это сразу почувствовала.
– Это я уговорила ее сегодня прийти, – прошептала Джильда, – в церковь она обычно не ходит.
А сидящая с другой стороны Морин чем-то нетерпеливо зашуршала.
Вайолет радостно было сидеть здесь, хотя сама служба не казалась ей интересной. Молитвы, песнопения, все как обычно. Даже проповедь настоятеля была почти слово в слово та же, что он произносил в прошлый раз во время такой же службы. Глаза Вайолет блуждали, как и ее мысли: она разглядывала перегородку за алтарем, деревянную резьбу сидений для певчих, погребальные ковчежцы, стоящие на верху каменных перегородок вокруг пресбитерия. Вдруг на глаза ей попались грубо вырезанные печатными буквами слова на, казалось бы, голой, обшитой деревянными панелями каменной стене прямо напротив.
Это была та самая памятная надпись звонаря, о которой говорил ей Артур.
Наконец служба закончилась, вышивальщицы встали и принялись болтать о том о сем, а Вайолет подошла и, придерживаясь рукой за стену, стала разглядывать надпись поближе. Этот Гэри Коппар был не очень силен в орфографии, зато в соборе ему удалось прочно занять свое место. Возможно, ему хотелось, чтобы его присутствие в храме оказалось не столь мимолетным, как колокольные звоны.
На той же стене были и другие имена: Джон Роуз, Уильям Стемп. Хотя они не обозначили себя как звонари. И вдруг мороз пробежал у нее по спине. Рядышком были вырезаны два имени: Джордж Бат и Томас Бат. Джордж и Томас – имена ее братьев. Интересно, смогли ли братья Бат дожить до старости, или какое-нибудь бедствие унесло их еще молодыми – война, чума или голод? К горлу Вайолет подступил комок.
Но тут, призывая к вниманию, несколько раз хлопнула в ладоши мисс Песел.
– Дорогие дамы, у нас тут так много подушечек, что разложить их все по местам не так-то просто, требуется ваша помощь. Пусть каждая из вас возьмет одну или две и положит на сиденье. Прошу вас.