Джильда представила Вайолет остальным сидящим за столом, это были люди самого разного возраста, в основном соседи Хиллов. Вайолет тут же забыла их имена, но оказалось, что помнить их вовсе не обязательно. Она откинулась на стуле, перед ней на столе стоял бокал с напитком, место оказалось удобное, откуда видна бо́льшая часть зала, можно видеть все, что в нем происходит, не принимая в этом особого участия. Джильда и Джо нарочно сделали так для нее и теперь перекидывались шуточками, смеялись и пели вместе с остальными. Народу в помещении становилось все больше, дым все гуще – все из кожи вон лезли, чтобы весело провести время. Вайолет старалась не очень вздрагивать от взрывов визгливого смеха. Она бросила взгляд на Дороти: глаза ее были закрыты, но она улыбалась.
После второй маленькой порции пива, которой ее угостил отец Джильды, Вайолет наконец размякла, и когда пианист – лысый человек с красным лицом и большим животом – заиграл «Let’s Do It», она тоже запела вместе со всеми. Сидящие рядышком Джильда и Дороти раскачивались в ритме песни, свободной рукой Джильда обняла Вайолет, и той тоже пришлось раскачиваться вместе со всеми.
Потом пианист заиграл более быстрые мелодии, и все сразу бросились танцевать. Отец Джильды пригласил Вайолет и станцевал с ней под песенку «If I Had You». Ме́ста в зале было совсем мало, так что пришлось только стоять, раскачиваться и улыбаться друг другу. Было очень неудобно во всех смыслах, но ощущение праздника коснулось и ее тоже.
Джильда с Дороти тоже танцевали, и сейчас это не казалось уж очень странным. После войны мужчин сильно поубавилось, женщины нередко танцевали друг с другом, и никто этому особенно не удивлялся. Обычно они танцевали либо быстро, либо совсем уж чопорно, строго выпрямив спины и держа руки там, где положено. Но вот Джильда с Дороти этих правил не соблюдали. Впрочем, в такой толпе особо не растанцуешься, так что соблюдать приличия необходимости не было. И танцевали они просто в обнимку, тесно прижавшись друг к другу, раскачиваясь взад и вперед, бахрома на платье Джильды мерцала и переливалась, они пели, глядя друг другу в глаза, о том, что ни снежные горы, ни бескрайние океаны, ни жаркие пустыни для истинной любви не преграда. Заколка-бабочка в волосах Дороти отцепилась и кое-как болталась на пряди волос. Вайолет испытывала большой соблазн подойти к ним и спасти эту бабочку, ведь она рискует быть раздавленной под каблуком рьяных танцоров, но уж слишком много было народу, да и не хотелось ей привлекать к себе внимание. И Вайолет осталась на месте, стараясь не смотреть в их сторону.
Однако в поведении этих двух женщин во время танца было что-то по-детски милое. Казалось, больше никто, кроме Вайолет, не замечает, насколько интимно выглядит их танец, и Джильда даже один раз помахала ей ладошкой, как бы давая знать: им известно, что она наблюдает за ними, и они укоряют ее за это.
Так вот как выглядит любовь, подумала Вайолет, сама не в силах понять, какие чувства она испытывает, наблюдая за этой парочкой, – удовольствие или отвращение. Она знала о том, что бывают такие союзы. Слышала толки и пересуды про омерзительную близость между женщинами, причиной которой, по общему мнению, был недостаток мужчин, и незамужние дамы вынуждены выбирать такие отношения как наименьшее из зол. Но сама Вайолет при виде Джильды вместе с Дороти ничего такого не чувствовала. Ей казалось, что они просто созданы друг для друга.
Вайолет вдруг спохватилась, когда поняла, что перестала танцевать, стоит на месте и не двигается, а смущенный отец Джильды топчется сам по себе. А потом пианист плавно перешел к следующей, медленной песне: «Love Is the Sweetest Thing». Этот последний хит Эла Боулли чуть ли не каждый вечер звучал по радио. И вся толпа разом запела:
Вайолет поблагодарила мистера Хилла и, продолжая мурлыкать под нос и обмахиваясь – в битком набитом народом помещении паба стало совсем душно, – вернулась на свое место. А Джильда с Дороти все танцевали, но теперь медленно, еще плотней прижавшись друг к другу, одной рукой обнимая партнершу за талию, другую положив ей на плечо, – ну почти как обычная пара. Казалось, они прекрасно понимали, что здесь теперь можно тесно прижиматься, не заставляя остальных удивленно приподнимать брови и делать большие глаза, – никто не обращал на них никакого внимания.
Песня закончилась, и за фортепиано сел другой пианист, а Джильда с Дороти вернулись на свои места.
– Ну, как ты здесь, не скучаешь? – прошептала Джильда.
– Нет, не скучаю, – ответила Вайолет, ей совсем не хотелось разговаривать.