Тонкая зелёная линия

Между прочим, бывшая босота Валька Карпенко внешне был точной копией поручика Ржевского – знаменитого московского артиста Юрия Яковлева, только на полголовы пониже и с характерно-хохляцким хитрым прищуром. Антонина Михайловна Кравчук, очень приятная жена молодого завсектора ЦК, с расстройства даже пустила интригу, мол, «эта выскочка Карпенко, ну, эта, из села которая, да, а вы не знали?! Из Академии наук которая, вы только подумайте, Фаина Соломоновна, эта Карпенко таки совсем совесть потеряла, при живом муже-то к ней каждую субботу из самой Москвы сам Яковлев прилетает. Как какой, ну, этот, Юрий! Ну, поручик Ржевский!» Ржевского все знали и уважительно соглашались с Антониной Михайловной, что это было как-то слишком уж чересчур и вообще ни в какие ворота. Из самой Москвы в Киев прилетать…

– Зося, знаешь, Валентин, он же с такими людьми знаком – это же порода! Квартира на Русановке, очень престижный дом, хорошие соседи. Я уже познакомилась с ближайшими. Снизу сосед – профессор, с самим Патоном работает. Очень, очень приличный человек. У него, представляешь, очень обходительная супруга. Сверху – военный. Генерал, такой видный. Его жена, Маргарита Михайловна, всё время заходит, приносит журналы польские, выкройки все такие замечательные, по фигуре; она посоветовала мне хорошую швею, надо будет зайти на примерку в воскресенье. Все люди очень достойные, только вот на площадке – одна семья «из простых». Но тоже, это же не простые «простые», я узнавала, они же тоже из шляхты. Ну, ты же понимаешь, да?

Зося понимала. Как не понять-то? Кому щи пустые, кому жемчуг мелкий. Но было как-то чуть неловко, да. Нет, всё понятно: столичная киевская жизнь, Крещатик, прокуроры, Центральный комитет, Академия наук, Партийная школа, панство-дворянство, польская порода, конечно, где уж нам уж выйти замуж. Всё понятно. Но всё-таки… Будто не было возов с луком и самой простой картошкой, политой самым простым обильным крестьянским потом. Будто мама Тася не вырастила Козю, пока бабушка с дедушкой вкалывали, как черти, да болели после смерти Лиды, болели оттого, что не спасли. Война войной, конечно. И от сажи отмывала, и все болезни, и все уроки, и все капризы, и все танцы. И лучшие платья Козе, и сапожки новые – тоже младшенькой. А Тася? А что – Тася?.. Тася ж была уже взрослая, всё понимать должна, война же закончилась. Понимала, конечно, как и положено старшим сёстрам понимать. Можно было и обойтись. Так всегда старшие сёстры обходятся: «Ты же наша помощница, Тася». Да, конечно. А сколько шуму было, когда Валька Ковбасюк стал за Козей ухлёстывать в выпускном классе – бабушка Тоня на пуп кричала, чтобы не губила судьбу, что «Карпенки эти – босота клята, Ковбасюки! Не знала, да?! Их люди испокон веку за жадность Ковбасюками зовут! Гриша, да дай же воды, сердце! Господи, Козя!» Да куда там! Всё напрасно – характера было в Казимире «с горочкой». Как у всех Завальских. Даже мёртвый первый ребёнок. Ну, старик, ты что, забыл? Ну, я же рассказывал, как в Западеньщине бандеровцы беременную Козю оглоблями убивали, как ползла по снегу недобитая? Вроде ж рассказывал. Ладно, потом. Так даже то горе не отвернуло Казимиру от Вальки, хоть и распустился он после перевода в Киев. Ох и хорош был собой Валька!..

– Тётя, а как Эдгар? Это какой класс? Второй?

– Да, Зосечка, второй. Знаешь, мы его в очень хорошую школу отдали. Ну, на Русановке плохих школ нет, но мы всё равно подобрали. Валя говорил и с классной, и с директрисой. Предупредить, чтобы все всё поняли. Та сразу поняла, кто пришёл, оценила. У них очень хороший класс, все ребята из хороших семей, есть даже два мальчика, семьи – старая профессура. Я их по университету знаю. Очень хорошие родители подобрались. Ты же понимаешь, как это важно, чтобы у ребёнка было правильное общение. Ой, Зосечка, мы Эдгару такой чудесный купили гарнитур – польский, ореховый, с такими бронзовыми накладочками. Заедешь, погостишь, слушай, ты обязательно приезжай, посмотришь, как мы устроились. Трёхкомнатная квартира. И Валя ещё один гарнитур взял – уже в залу. Чешский, полированный тёмный орех. И две люстры чешские. Хрустальные. Ну, ты понимаешь, да. А Эдгар учится очень хорошо, похвальный лист получил. Отличник. Такая умничка. Знаешь, он говорит, смешно так, вот, значит, говорит: «Мама, а у тёти Зоси когда Игорь родится, мы обязательно им одеяло подарим!»

– Игорь? Почему – Игорь? Он думает, что мальчик?

– Да, вот упёрся, и всё. Эдгар, он же ж у нас такой, очень умный. Порода же. Ты же помнишь, бабушка Тоня, она же всего Пушкина и Лермонтова наизусть, гимназию с отличием окончила. И прабабушка Текля – училась хорошо. Ну, ты же понимаешь, по-другому нельзя было. У князей была ключницей, это ж понимать надо.

– Ой, паны, ой, паны! – заржал Валька. – Давайте, пани Казимира, садитесь. Аппарат готов! Довезём красиво, – он открыл двери новенькой «Волги», радуясь и чуть хвастаясь. – Садитесь, доедем быстро. Город спит. Сколько сейчас? Уже пять утра? Ого! Поехали!