Тополь на камне

Я помню, когда-то… когда-то…
В пятнадцатом что ли году…
За хмелем увенчаной хатой
Издохла собака в саду.

И люди, не зная печали,

Едва пожелав посмотреть,
Спокойно, спокойно ворчали:
«Собаке — собачья смерть…»

И помню: как раз, втихомолку,

В забаву, без тени угроз,
Я в хлебе шальную иголку
Голодной собаке поднес.

И та с благодарностью съела,

Но верен был злобный клинок,
И долго и горько хрипела
Пока не скончалась у ног.

И тут же, как многие дети,

Стараясь под старших уметь,
Я также спокойно заметил:
— Собаке — собачья смерть.

Потом, когда взял меня город,

Я помню: в одном уголке,
Поймали неловкого вора,
С чужим чемоданом в руке.

В те дни, когда стали шататься

Законы богов и царей, —
В судах не могли разбираться…
И чтобы покончить скорей, —

Взмахнули злосчастного вора,

Хватили о камни раз-два —
И вот… только кровь у забора,
Да жуть, где была голова.

И судьи, от этой печали,

Еще продолжая шуметь,
Я помню: зловеще кричали:
— Собаке — собачья смерть!

Я в жизни и лучшее вижу,

Но тем, что так горько пишу,
Я многих при жизни обижу,
Быть может, и жизни лишу.

За это у всякого лона,

Хотя бы положим и тут,
Объявят меня вне закона
И жить у себя не дадут.

У вас будут кровля и дети,

За вас и законы и знать,
Меня же на всем белом свете
Не пустят к себе ночевать.

Такой-то, ненастной порою,

В ничем неотмеченный год,
Навек я себя успокою,
У вечно спокойных ворот.

И голос мой, все еще ранний,

Замрет среди прочих могил,
С обидой таких обещаний,
Каких вам никто не сулил.

И все ж, вспоминая пропажу,

Глядя на последний портрет,
Я знаю, что многие скажут:
— Собаке — собачья смерть.

Апрель 1924 г.

Иван-да-Тамара