Как выходец из мещанской семьи, я попал в институт уже с некоторыми навыками: знал свойства вермута, умел сервировать стол бычками в томате и даже играл в преферанс. Партнеров не хватало, но Игрок не желал идти на компромисс и сажать за стол случайных людей. Случайные не умели самостоятельно вести запись и надоедали счетом вистов. Таким образом драгоценное время просачкованных лекций уходило на арифметику. Не одна пулька окончилась тем, что неслучайные цедили сквозь зубы: «Посчитай на арифмометре и застрелись!» — и швыряли карты. Поэтому, когда однажды я выразил дерзкое желание сыграть за одним столом с Игроком, он иронически поднял брови и спросил: игралось семь втемную на двойном брандере, играющий подсел без двух, вистовали оба, ты взял четыре взятки, сколько пишешь вистов и на сколько играющий лезет в горку? Извилины мои заскрипели, но (молодость! — выдали две верные цифры, и это положило начало отношениям, которые сохранились. Если до сих пор не поминал об Игроке, то по той причине, по какой вообще стараюсь не перенаселять рукопись живущими — не засвечивать их Косому Глазу.
На всякий случай подчеркиваю: Игрок во влачении дней моих участия не принимает. Он целиком из прошлой жизни.
Он ввел меня в чудеса кибернетики. Он рассказал об опытах с растениями, опознающими своих убийц и обнаруживающими ужас при их приближении. Эти сообщения ставили мою психику в пограничное состояние.
Мой вклад в интеллект Игрока куда скромнее и исчерпывается перечнем рекомендуемого чтива, которому, уверен, он не следовал. Вот за «Цветок лотоса», привезенный ему персонально оттуда, он и впрямь благодарен: вещь! Он даже йогой занялся, дабы не терять гибкости и способности заплетаться с партнершей в костоломные позы.
В миру Игрок известен еще под двумя прозвищами: Сквалыга и Бретер. Откуда пошло первое, не знаю, а вторым наградил его я.
Когда я служил под знаменами психолечебницы, информация обо мне просачивалась в мир через посредство алкашей, лечившихся там от запоя. Игрок встретил меня в день моего освобождения у порога и пытался засунуть в свой автомобиль. Ну, автомобиль — громко сказано. «Запорожец». Он следовал за мною, пока я не сообразил, что такой беседой — я на ходу, он из окна машины, (мы привлекаем внимание всех. В машине я взял с него слово оставить меня в покое и наобещал неприятностей, если он не…
Неприятности, впрочем, последовали все равно: сразу после этой демонстрации Бретера понизили в должности, уличив в халатном отношении к работе, что, конечно же, было правдой. Но ведь до демонстрации не понижали. Кому-то просто понадобилось теплое местечко в институте, а тут и повод подвернулся.
Брет, ты свободен, спросил я, придя к нему с Анной. (Было это или нет?)
Дуся, сказал он, кто же свободен?
Ты, Брет. По крайней мере, тебе освободиться — раз плюнуть. Ну, произнесешь в очередной раз формулу: «Маша (Клаша, Глаша, Катя, Рая, Тая, Майя), ты свободна, прощай!»
Дуся, ты преувеличиваешь, заскромничал Брет, в присутствии дамы нехорошо это, Бог тебе судья.
Вот тебе моя последняя воля, якобы сказал я. Ежели со мною что случится, прими ее и опекай всеми доступными средствами, пока не надоешь своими карточными и другими играми. Пригреешь — не пожалеешь.
Эту милашку? — Длинными пальцами взял Анну за подбородок. А она глядела и улыбалась, да? Было или пригрезилось? — Она не будет вести себя как та, что боялась хвостатого потомства, забыл, как ее, из «Ста лет одиночества»?
Ты читал Маркеса?
Ты горячо его рекомендовал, пришлось.
(Наверно, сон. Не может быть, чтобы он и впрямь это читал.)
Ручаюсь, что так вести себя она не будет. Скорее она будет вести себя наоборот.
(Ну зачем я это сказал?)
Он из синего с белым махрового халата (а вот эта цветная гамма подозрительна для сна, хотя цветные сны не редкость) достал вишневый чубук и, разжигая его, сказал:
— Я не вожу телег, не ем овса, но что сумею — сделаю. — Шекспир. Сон! Интересно… — Вы ведь украинка, милая, в чем же дело?
— Брет, это политика, это серьезно.
— Понял. Не дрейфь, дуся, мы их обштопаем лучше, чем в бридж. Мы столько усилий затратили друг на друга… Наверно, в общем балансе твоей личности моя компонента стала теперь величиной бесконечно малой, а?
— Все наоборот. Держи пять, у нас нет времени.
Нет, компонента Игрока во мне не уменьшилась. Иначе Анну к нему я бы и во сне не повел.