— В непрактичности моей вы меня убедили. Давайте теперь посмотрим, как обстоит дело с практичностью вашего ведомства. Допустим, приспосабливаясь, я мог жить комфортабельнее. Но я и еще десятки тысяч таких, как я, хотели комфорта не только для себя. Помните, как мы мечтали о послевоенной жизни во время войны? Какие картинки себе рисовали! И что же? Такая жизнь пришла к побежденным. А победители остались гнить в дерьме. Вы-то знаете нравственный потенциал военного поколения. С ними, с оставшимися в живых, можно было горы сгладить, реки, не дай Бог, и впрямь вспять повернуть. Еще и нашим поколением можно было немало переустроить. Вы нас задавили. Растратили нас. На оборонную промышленность. На приоритет в космосе. На затыкание нашими телами радиационных дыр. А теперь на смену нам, идеалистам, пришли прагматики. Они себя эксплуатировать не дадут, дудки! Ни на пулеметы не полезут, ни в днепровскую злую волну. И на всеобщее благо им плевать. Скорее они вами дырки заткнут, чем вы ими. Чего же вы достигли, подавляя?
В чем-то вы правы, сказал он с досадой, но не мы же политику определяли, нашей вины тут нет.
У вас с вашими господами такое сращение, что и политику вы определяли. Да о чем говорить! Лучшие кадры направлялись в ваше распоряжение. Вы и сами, насколько я понял, разнообразно образованны. Но усердно сажали нас вместо того, чтобы с нами разговаривать. Ничего лучшего не нашли? Раз уж вы воспитали неестественного человека, действующего себе во вред ради так называемого всеобщего блага, нет бы использовать его мысли?! Вводить в аппарат! Не могли вы в своем гигантском ведомстве еще один научно-исследовательский инстутут создать — Институт реформ? Ну, не открывали бы нам своих секретов, кому они там нужны… Нарекли бы Иститутом прогнозирования, вам любой бюджет отвалили бы, уж на вас-то не экономили. Вы-то знали, что в нашем лице имеете патриотов не меньших, чем вы сами. И были бы мы по одну сторону баррикад, мощь державы крепили вместе. Если бы вы и впрямь государственной безопасностью были, а не безопасностью вождей. Вы, полковник, выбрали жизнь в аппарате подавления. Вы согласились на это.
K вашему сведению, я в Комитет пришел из армии, из академии Генштаба. А вы… Ну, да, теперь-то задним умом… Но что вы там о наших функциях знаете и о том, каких трудов стоило не дать державе развалиться, какие способности нужны, чтобы работать тут, сколько недоспать, сколько оскорблений перенести вашей же безопасности ради!.. А потом приходят всякие… Вы одно учтите: если бы не мы, тут бы уже реки крови лились.
— Благодетель вы наш, да никак в вашем лице человечество получило незаслуженный подарок!
Реплика моя имела неожиданный эффект. Он не разъярился, он рассмеялся.
— Да нет, конечно, я не подарок. Но и вы — ого-го! С вами держи ухо востро!
Чувство юмора, доброжелательность, сердечность… Что-то не так. Я убил человека — и об этом ни слова! Чего же ради такими страшными усилиями я подавляю ужас при мысли, что — вот я убийца?! Мой собеседник, член огромного органа, не моргнет глазом и второй час ведет со мной светскую болтовню. И ни слова об этом? Что-то не так.
Кстати, — сказал я, — замечание о реках крови нагоняет на меня ужас. — Что так, простодушно спросил этот прожженный плут. — Вы тем самым сообщаете мне, что нити в ваших руках. — А вы не верьте. Вы же нам не верите, так ведь? — Как раз в этом склонен верить.
— Уже неплохо! — воскликнул он. — Так не начать ли сначала? Вот вы уже в прессе. А пресса — сила. И имечко у вас. И только-то и надо, что обстановку понять. Не туда тянете вы массы, родимый наш! Пропадут они в свободе! И всего-то острейшему перышку вашему надо направление дать!
— Я и даю. По своему разумению.
— Ну, какое у вас разумение… Одно недоразумение. Вы думаете, что правы? А если нет? Знаете, небось, вес слова? Вроде оно еще слово — а вот уже и кровь после слова! Ответственность свою вы понимаете?
Да, он знает уязвимые точки. Как использовать интеллигентские закрома сознания и афоризмы типа Никакое высказывание не безвредно или Человек настолько умный, что не пригоден ни к какого рода деятельности…
И опять ничего об убийстве. Да было ли? Или это сон?
Он не может не понимать, что я не из тех, кто ответственности за убийство боится. Не может не понимать, что боюсь убийства. Несомненно понимает. В это узилище меня ввергли не за ссору с Жепиком, а за убийство члена ГУГа. И — молчок? Значит, убитый жив, и Паук просто играет на моем страхе…
Какой-то дефект имеется в моих рассуждениях. Но есть и зерно, нутром чую.
— … Вы принялись за школу. Почему? Первая же статья — и вы ее посвящаете школе. Почему школе, почему к ней, родимой, такой интерес?
Пострадает кто-то за эту статью…
— Вы все ловите меня, полковник, все норовите схватить…
— Да ничего не схватить, понять хочу — чего вы добиваетесь?
— Иной системы. Эта опасна людям. Планете опасна. Развращает народ.
— Чем развращает, чем?