И ликую. Дивная дождливая погода. В воздухе ни пылинки. Деревья задумались, орошенные светлыми каплями: расцветать, не расцветать? Почки надулись и кое-где уже показывают желто-зеленые язычки. Суббота. Свобода. Улицы безлюдны, улыбаться не надо. Пойду пешком. Серые стены. Тонны краски (розовой, голубой, салатовой — изведены, чтобы приручить их. И что же? Проходит осень и зима, а к весне город сбрасывает косметику и предстает таким, каким зачат, — непроницаемо-серым. Титской мины заискивающей не принимает. Он помнит, что был столицей Галиции — и постарается стать снова. А пока приговоренные к одиночеству соборы возвышаются над крышами и передают меня друг другу. Принимаю парад. Уютно мне в изрезанной курточке, в свитере, в латаных джинсах с бахромой и в грязных — специально не чищу! — но сухих и теплых башмаках. Нищий я, но нищ не без щегольства. И ни до чего мне дела нет.
Прогулки стали моим пунктиком еще там. Пять лет мне повезло работать в центре города, по десять часов в день, по субботам восемь, иногда и по воскресеньям. Зато обеденный перерыв был посвящен прогулкам по городу с новыми приятелями. Но то был другой город. Он мог стать мне родным — если бы повезло попасть в него восемнадцати лет отроду. Может, и приятели стали бы ЛДями, я привязчив. Однако в пору, когда привязанности вколачиваются на всю жизнь, я встретил именно ЛД. (И теперь думаю, что не мог встретить никого иного.) И жил именно в моем городе. (И теперь не представляю себя без него.) И это зудит во мне, как заноза. Постоянно. Неотступно. Нестерпимо.
Вот где дошло до меня, что «Онегин» роман ностальгический. «Там некогда гулял и я»…
Из окон офиса видны были разной формы небоскребы. Любимцем стал Drake House, чванливый до прелести урод с садами на крыше и весь в таких загогулинах, что и Вавилонской башне не снились. В небе поминутно пролетали гигантские самолеты и пестрые вертолеты. Но перед внутренним взором неотступно стояло то же — серые фасады, нахохлившиеся голуби, пережидающие дождь на лепных карнизах, облупленные боковые стены с вылезающими скрепами, мокрые мостовые и кофейня, где мы с ЛД стоим часами, обмениваясь репликами. Я научился вызывать ЛД в эту кофейню и там, чтобы не изменять традиции, терпеливо ждал его в нашем углу, пока он соизволял явиться, чуть запыхавшись из-за обычной своей спешки, протирая линзы в тонкой оправе и моргая близорукими глазками. Мы пили кофе, в офисе это всегда было доступно, и качали головами: что мы наделали!
Вот чего я добился единственно силой своего воображения и что видел, даже не смеживая век.
А что, если я и не возвращался? Может, я по-прежнему там, и вся моя жизнь здесь всего лишь игра воображения?
Или, может, я и отсюда не уезжал? И все это игра воображения, но только уже второго порядка?
Жизнь… Забытый сон.
А что, если вообще ничего этого нет — ни здесь, ни там, ни ЛД, ни меня самого, — и все это игра даже не моего воображения, а чьего-то еще?..
Кратчайший путь к кофейне пролегает по Казимиривський, но тогда надо проходить мимо тюрьмы — Бригидок. Когда-то здесь был женский монастырь ордена св. Бригиды. Обычная история в мире людей, где ни вещи, ни идеи, ни сами люди не служат по назначению. В конце июня 1941 года, при поспешной ретираде из города властей предержащих, все еще здравствующих и ныне, и, боюсь, как бы не вовеки веков, здесь с помощью автоматов и ручных гранат были умерщвлены все заключенные.
Странная это была публика. Смутьянов и уголовников новая власть выпустила, а набила тюрьму владельцами фабричонок, лавчонок и ресторанчиков, паровозными машинистами, у которых паровозы требовали запчастей, лифтерами, у которых лифты требовали ремонта, и — особенно! — теми, кто бежал от немцев из Польши и сдался пограничникам со счастливым вздохом людей, избежавших гибели. Рано радовались, голубчики. Это у солдат фронта не было автоматов. Но у солдат тыла автоматы были, да и патроны к ним в избытке. Поскольку женские монастыри не строились в расчете на умерщвление в них значительного числа людей, зодчие не позаботились о стоках для крови. А те, кто перестраивал монастырь под тюрьму, тоже не замышляли такого против заключенных и тоже не позаботились о стоках. Позаботься они об этом и соедини стоки с канализацией, все было бы как нельзя лучше. А так кровь из камер вольно лилась по коридорам, по лестницам и далее прямо на улицу Казимиривську, где то ли стекала в канализацию, то ли нет, и лениво собиралась лужами на тротуаре. Строителям следует относиться предусмотрительнее к альтернативному использованию посвященных Богу построек. Надеюсь, зодчие нашего века учтут ошибку. Во Львове она стоила новой власти репутации на все времена.
Обхожу Бригидки стороной по Шпитальний и Беренштейна.