Тоска по Лондону

Великий монах Билл Оккам в XIV веке сформировал основной ее метод: «Сущности не следует умножать без необходимости». До сих пор мне удавалось придерживаться бритвы Оккама.

Но жизнь не наука, увы. И всего менее логика. На данном этапе понятийная недостаточность стала критической. Ради частичной хотя бы ее компенсасии ввожу новый термин — ПРУДЕНЦИЯ.

Пруденция есть провиденциальная предусмотрительность, не имеющая ничего общего с рассудком. Рассудок рассматривает компоненты ситуации в их взаимовлиянии и на основании этого предусматривает. Пруденция толкает на поступки, кажущиеся безрассудными.

Пруденция не есть боговдохновенность, божественное вовсе не обязательно предмет ее.

Пруденция не есть интуиция. Между пруденцией и интуицией та разница, что интуиция использует информацию, быть может, эмоциональную, не формулируемую из-за отсутствия в языке адекватных слов, но воспринятой индивидом в виде впечатлений, в то время как пруденция не опирается на сознание и является итогом таинственной деятельности то ли подсознания индивида, то ли даже оккультных сил.

Результаты пруденции реализуются как немедленно (угадал-не угадал), так и через годы. Результаты интуитивных поисков тоже не всегда проявляются сразу, но…………………………………………………

Но я подошел к неодолимому языково-логическому барьеру, чувствую сбивчивость своих объяснений и поэтому предлагаю оценивать разницу между понятиями интуиция и пруденция на следующем драматическом материале, требующем от тебя, Эвент, (а от меня тем паче) спокойного размышления.

Знаешь, Эвент, если честно — от тебя только. Я готов принять без размышлений. На основании пруденции.

ГЛАВА 11. ВИЗИТ K ДОКУ

Чем дальше событие, тем четче его видишь. Уходит взвод в туман, в туман, в туман, а прошлое ясней, ясней, ясней… Умри — лучше не скажешь. До кристальности, впрочем, не дотягивает никогда. Степень ясности зависит от врожденних качеств. Меня природа сообразительностью не одарила.

Минувшую неделю, забросив дела, я писал повестушку о любви. Простенькая история молодых людей эпохи раздельнополого обучения. Мальчик и девочка из семей с одинаковым укладом, из тех, где на секс смотрели как на преступление, творящееся под покровом ночи, после чего, словно после совместно содеянного зла, люди избегают сталкиваться взглядами. Встречаются такие книжно воспитанные идеалисты, те же вкусы в литературе и музыке, оба живут в общежитии, вдали от близких, чувствуют себя одинокими и кидаются друг к другу, словно брат и сестра. Сближение ни во что не перерастает, пока у него не случается несчастье: умирает папа. Бедный сиротка мчится на похороны в родимый город, возвращается безутешным. Он так любил своего доброго папу, он не может смириться с его смертью, и это так ее трогает, что она утешает его способом безотказным. Естественно, они решают пожениться, ведь он лишил ее невинности и лишился сам, куда ж им теперь. Тем паче (любовь. Женятся, и вскоре она начинает плакать ночами: на лекциях к ней стал подсаживаться сокурсник не из такой хорошей семьи, но, когда он прижимает свое бедро к ее бедру, она испытывает нечто, с чем не сравнится любое прикосновение мужа…

Вчера, когда Анна пришла в состояние готовности к беседе… я постарался компенсировать ее за утреннюю обиду, а уж она это ценит, такая благодарная душа!.. и когда она возлежала в сладком изнеможении, не отлипая все же от меня, то сказала, отвечая, видимо, собственным мыслям:

— Як це гарно, коли тебе розумиють…

— Брак — это диалог, — процитировал я, вспомнил о неоконченной повестушке и послал крепкое словцо классику марлизма, автору афоризма.

Анна, лианой обвивая меня, жаловалась на бывшего супруга: ему ничего нельзя было рассказать, все ему было неинтересно. Я вспомнил уроки Дока и заметил, что симпатии мои на стороне любящего, что бы он ни вытворял. Любила ли ты своего мужа?

Продолжая еще деликатнее вязаться ко мне, она сказала:

— Я часто намагаюсь уявыты, як сталося, що ты повэрнувся сюды.

Часто… Некто думает обо мне часто. А мне уже не странно, что обаятельнейший образ мировой литературы — шлюха…

— Цьому попередкувала велика пидготовча робота, — сказал я и закончил по-русски: — Это долгая история.

— Та ми маемо час, — кокетливо сказала она. — Твоя жинка любыла тэбэ так само, як ты ии?

— Ах ты моя курочка, — яростно сказал я, пощекотал ее где следует, и она мигом забыла свои вопросы.

Но я-то своих не забыл. Мне что делать, что мне делать, Господи? Молчишь?