Тоска по Лондону

О ЛЮБВИ. Любовь есть костер, поливаемый разговорами о деньгах, сказал я. — Фффу, содрогнулся Док. — Да! Если денежный болванс нарастает положительно, поливка действует, как бензин. Если отрицательно, как вода. (Это все, что можно сказать о любви? — Ну, не все, Док, можно и больше, только зачем? — А чувства? — С этим, Док, ужас как сложно. Нужен колоссальной силы заряд с обеих сторон, чтобы что-то уцелело к концу хотя бы у одной. — Это ты о себе, отче, это ты обобщаешь единственно из своего опыта. — Да? Просто для меня это пройденный этап, а тебя не без основания страшит та же перспектива. Но даже из трусости не стоит скрывать от себя, в какой степени ты любишь, а в какой любим, это делает человека сильнее. — А есть возможность, отче, взвесить это на аналитических весах? — Док, ты снова бьешь меня по печени… Скажи, ты относишься к жене с нежностью?

— Да! — гордо ответил он.

— А-а-а, тогда я нашел причину недуга. Нежность — это излишек любви, а люди, Док, как мужчины, так и женщины, бесцеремонно выплескивают излишки обратно в лицо дающим. Любви должно не хватать, любимых надо держать на голодном пайке. Нежность уместна в постели. Отношения должны быть суровыми.

— Точка! — возглашал Док после каждой из последних фраз. — Да ты циник, отче!

— Не дешевой ценой. Сам понимаешь, мир без войн не на пользу нам, мы становимся бабами. А женщины, напротив, возвышаются до мужской отваги и даже силы. Они кормят семьи, обзаводятся гаремами, и многие мужья — как прежде жены — относятся к этому с пониманием.

— А любовь?

— Опять! Пойми, все складывается, как складывается. Можешь сдохнуть — отношения к себе уже не изменишь.

Ошибаешься, на низкой ноте отвечает Док, никто так не любит мужей, как вдовы. Покойные мужья являются им в грезах, и жены наслаждаются, как свиньи. Сто моих пациенток сожительствует с покойными мужьями. А нет у тебя пациентов, сожительствующих с покойными женами? — Ннет, — озадаченно сказал Док, — но есть вдовцы, женатые вторично, они говорят, что в новом браке не могут забыть своих жен. Но и мужчины, и женщины говорят, что живые только мешали себя любить. — Эттт точно, Док! Но заметь, Док, беседа зашла о любви, а говорим о чем? о женах? Кстати, чтобы поколебать твой оптимизм в отношении посмертной — и на кой она тебе? — любви, напомню одного известного всему народу поэта, жена не смягчилась даже после его смерти, и никто ее не осудил, хотя он погиб, защищая ее честь. Помнишь такой случай? Конечно, пример не доказательство, но… — Ах, отозвался Док и прикрыл очки рукой, что делать, если мы неудачники! — Что ты, Док, еще рано подводить итоги, еще рано, Док…

О СМЕРТИ. Понимаешь, Док, большинство людей умирает, до последнего мига боясь, но не веря, что умрет сейчас, на этот раз, в этот приступ. Их счастье, флегматично откликнулся Док. Обожди, это еще не вся премудрость. Говори, приказал Док. Знаешь, в чем истинное мучение? Не в смерти, а в стремлении удержать жизнь. Происходит то же, что с известной потребностью, когда схватило в публичном месте: чем старательнее удерживаешься, тем сильнее спазм. А расслабься — все моментально окончилось бы. И так во всем. Удерживая любовь, теряем ее непоправимо. Удерживая жизнь, страдаем невероятно. Вывод? Не удерживать ничего, пусть катится! Да, кивает Док, к растудыкиной маме! Аминь!

И зря заключил этим словом: эссе о любви и смерти нацарапаны впустую.

С тоски принимаюсь стряпать чудовищное блюдо с овощами, яйцами, макаронами и гречневой крупой. За необременительным этим занятием задумываюсь над тем, как поверхностна была наша с Доком болтовня. Того, что мы действительно думаем о любви и смерти, мы не открыли бы никому, лишь своим ЛД — так это интимно. Но с ЛД мы о смерти не говорили, было еще рано…

День каждый, каждую годину привык я думой провождать, грядущей смерти годовщину меж их стараясь угадать.

Ну, каджый, каждую — преувеличение. Временами, но — гоню. Не желаю знать — когда. Как — вот вопрос. Будет ли толчок, словно при трогании поезда, отчаливании теплохода — и поплыву? Буду сознавать, что безвозвратно и ужасаться? или радоваться? Какие неведомые живущим чувства составляют тайну естественной смерти? Спокойны они или тревожны? Откроется ли сокровенное, что не давалось при жизни? Трагические ошибки на поворотах судьбы? Забытые эпизоды? Не дававшиеся тайны мастерства, простые приемы, о которых думаешь, но не отваживаешься на них? Откроются ли главные истины, которых все доискиваются? Смысл жизни? Суть мироздания? Суждено ли узреть суетность собственного существования, тщетность расточавшихся чувств и напрасность целей? Или ниспослано будет утешение в итоге мучительно прожитой жизни? Будет ли неслыханная радость на краю Большой Энтропии, свет, музыка? Или удушающий спазм и помрачение? Или ничего?