– Да, но это отличный шаг к тому, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. Вы, кажется, этого хотели?
– Не думаю, что сбор абрикосов в промышленных масштабах как-то изменит мою жизнь, – скептически заметил я.
– Вы вышли из привычного порта в неизвестное море. Это и есть путь к изменениям. Попытайтесь поймать попутный ветер и научиться управлять новым парусом.
Да, но какой смысл выходить в неизведанное открытое море, если я прекрасно езжу по суше на Alfa Romeo?
****
На следующее утро, когда петух пропел о том, что солнце пробудилось, я с трудом мог пошевелиться. У меня создалось стойкое ощущение, что ночью я разгружал грузовик с камнями. Либо меня этими камнями били. Руки, шея и спина отзывались болью при любом движении. Живыми в моем организме оставались только ноги, привыкшие к нагрузкам. Черт подери, пособирал абрикосы – и уже чувствую себя римской развалиной! Надо будет записаться в тренажерный зал по возвращении в Милан.
Как хорошо, что я не вызвался сегодня собирать что-нибудь еще! Я слабо себе представлял, как вообще сползу на веранду. Хотя не вызвался я вовсе не поэтому. Вчера я ведь даже не догадывался, что сегодня превращусь в дряхлого старика. Просто сегодня надо было покормить кота, а потом не спеша, бодрым и отдохнувшим, отправиться в Монтепульчано. Я совсем не хотел уснуть там за каким-нибудь столиком.
Вода в кране снова оказалась холодной. Не представляю, отчего это зависит, что вечером она хорошо прогрета, а утром нет. Может, в столь ранний час никому не приходит в голову освежаться после сна? Но для меня это являлось обыденной привычкой, особенно летом, поэтому я, не задумываясь, зашел в душевую кабинку и включил кран. Он безжалостно окатил меня ледяной водой, я даже громко выругался. Но должен был признать, что, растеревшись, почувствовал себя бодрее.
Призвав на помощь все свои актерские способности (а они у меня имелись в большом количестве, я раньше даже собирался актером стать), я спустился вниз, чтобы встряхнуть свой организм кофе. Я сумел не морщиться, нацепив на лицо довольную улыбку, и ровно держать спину, хотя она на все лады стонала и охала. Доменико, похоже, не заметил моего плачевного состояния, а я постарался побыстрее позавтракать и, напустив на себя вид крайне занятого человека, сразу же укатил с фермы.
Добыв свежую рыбу, я вернулся в свои апартаменты и поставил на плиту небольшую кастрюльку с водой. Положив в нее рыбу, я уселся за ноутбук, чтобы проверить почту. Неожиданное злостное шипение со стороны плиты заставило меня подскочить. Я едва не уронил на пол свой ноутбук, ибо первое, что пришло мне в голову, – это что в метре от меня прорвало трубу.
Маленькую кастрюльку почти не было видно под пеной, которая стекала на плиту и шипела. Мадонна, не хватало еще пожар устроить! Я порывисто схватил кастрюльку, совершенно не подумав о том, что у нее могут быть горячие ручки, потому что у меня дома кастрюли были с ненагревающимися ручками! Porca sedile! Инстинктивно отпустив кастрюлю, я едва успел отскочить, чтобы на меня не брызнул кипяток, который волной выплеснулся из нее от резкого приземления в раковину. А вылившийся рыбный бульон продолжал прижариваться, распространяя по кухне запах полусырой рыбы. Никогда не думал, что простая варка рыбы для кота обернется таким стихийным бедствием. Залитая плита, ожог, рыбные лужи повсюду… Но самым обидным, я считаю, стал тот момент, когда я, поставив кастрюлю на соседнюю конфорку и пристально следя за ней, отвлекся буквально на секунду, и пена снова, сердито шипя, полилась на плиту. Давно я не выражался так грубо.
Решив, что доваривать рыбу я больше не стану, я снял кастрюлю и с кислым видом осмотрел плиту. Моя мама всегда говорила, что отмывать ее надо сразу же, иначе потом придется попотеть, чтобы оттереть все то, что присохло. Делать нечего: пришлось вооружиться губкой и намывать плиту. Впервые в жизни.
Но был во всем этом и положительный момент, от которого я радовался, словно ребенок. Аранчино высоко оценил мои кулинарные способности. Он лопал рыбу с таким аппетитом, что мое чувство голода тоже проснулось. А потом кот забрался мне на колени и призывно уставился на меня своими изумрудными глазищами. Я никак не мог понять, с какой целью он меня гипнотизирует, пока не наклонился вперед, чтобы почесать ногу. Аранчино воспользовался случаем и, урча, потерся головой о мой подбородок, а потом разлегся на моих коленях. Этот жест благодарности за рыбу растрогал меня до такой степени, что я пообещал коту назавтра новое блюдо, приготовленное мной.
После сытного обеда на ферме я решил сразу отправиться в Монтепульчано. Откуда у меня столько энергии после вчерашнего, неизвестно, но у меня даже спина перестала стонать, и я чувствовал небывалое воодушевление. Может, это просто предвкушение встречи с Сабриной оказывало такое воздействие на мой организм. Я последние часы непрерывно о ней думал, хотя почти не помнил ее лица.