Тот самый мужчина

Рита представила картину: люди целыми семьями скользят по льду, смеются и делают селфи. Она почти слышала, как эхо голосов разносится в пустом пространстве.

– Очень хотелось бы покататься. – Она погладила живот. – Но мой центр тяжести немного сместился, поэтому…

– Ну ты сможешь покататься на коньках, когда вернешься в Юту после рождения ребенка.

А вот это пощечина. Напоминание.

Он словно говорит ей: «Не расслабляйся. Я не приближу тебя к себе. Я не позволю тебе остаться. Я не допущу, чтобы ты обо мне заботилась».

Она не покажет ему, как он ее ранит подобными замечаниями. Она хотела поспорить с ним, сказать, что любит его и никуда не уедет. Но… она помнила, что приняла решение не пререкаться с ним, когда он говорит такие вещи. Когда пытается ее отстранить. Поэтому она улыбнулась, хотя эта легкая улыбка стоила ей больших усилий.

– Да. Потом будет полно времени. – Рита посмотрела по сторонам. – А где кинотеатр?

– Кино показывают на восьмой палубе. Там же спа, и казино, и игры для детей, и… черт, как все это запомнить?

– Так покажи мне.

Продолжая держать ее руку, он вдруг остановился:

– Рита, прошлой ночью… то, что я тебе сказал…

– Джек, все нормально. Что бы ты мне ни говорил, я никому ничего не скажу, – заверила его она.

– Я не об этом. – Он замолчал и вздохнул. – Я хочу, чтобы ты знала: я дал себе слово. Ты без конца твердишь, что я держу свою семью – и тебя – на расстоянии. Ты права. Но есть причина. Я поклялся, что никогда никто не будет страдать из‑за меня. и сейчас у меня есть ты. И ребенок. А если я приближусь к семье, к тебе, тогда я рискую причинить вам всем боль. Я этого не сделаю.

Рита не знала, что на это ответить, и молчала.

– Рита… – Глаза у него потемнели. – Я не хочу тебя обижать.

Глупый. Неужели он не понимает, что именно это он и делает? И она, и его семья страдают. Но Рита знала, что он не захочет этого услышать.

Она кивнула:

– Я тоже не хочу тебя травмировать.

– Договорились. Но…

– Джек, не надо так волноваться. Я все понимаю. Ты отстраняешься от окружающих, чтобы мы не страдали.

Он не хотел ее обижать, но и любить ее тоже не хотел. Что ей остается? Улыбаться. Одному богу известно, чего ей это стоит.

Он нахмурился, а она как можно более непринужденно произнесла:

– А теперь покажи мне, где ближайший туалет. Этот ребенок расположился прямо на моем мочевом пузыре.

– О… конечно.

Тема была переменена, Джек провел ее к туалету и подождал в коридоре.

Туалет был Рите не нужен. Ей нужна минута‑другая, чтобы побыть одной. Подумать. Найти внутри себя силы, чтобы делать вид, будто ей безразлично, что он своими словами разрывает ей душу.

Она ухватилась за край раковины, утопленной в черном мраморе, и уставилась в зеркало. Может, это глупо – любить мужчину, для которого любовь – пустой звук?

Но как ей остановиться? А как быть с тем фактом, что он предупреждает ее о последствиях их сближения, пытается уберечь ее от них? Значит, ему не все равно? Да, совсем не все равно, допускает он это или нет.

– Не похоже, что у тебя есть выбор, кого любить, – сказала Рита своему отражению. Она нахмурилась: кажется, Рита в зеркале смотрит с насмешкой. – Прекрасно. Даже будь у тебя выбор, все равно выбрала бы его.

Так кто она? Мученица? Дура?

– Ни та ни другая, – решила Рита, глядя прямо себе в глаза. – Я – Рита Маркетти Бьюканан. Я люблю его. Все очень просто на самом деле.

Ободряюще кивнув себе, она отвела назад волосы, погладила живот, где находился ее ребенок, вскинула подбородок и вернулась с улыбкой к своему мужу.

Следующие дни выдались непростые. Джек ожидал, что Рита будет более… подавленной оттого, что он решил забыть об их ночном сексе, счел, что это ничего не значит.

Конечно же значит, он просто не может в этом признаться. Ни себе, ни ей. Но правда в том, что после той ночи он не в силах думать ни о чем другом.

А вот Рита вела себя так, словно ничего особенного не произошло. А он… вместо того, чтобы с облегчением вздохнуть, раздражен. Что за дьявольщина?

Он ждал от нее всевозможных женских ухищрений: намеков, воспоминаний. Но Рита ему не докучала. Джек не мог разобраться, что происходит, и это действовало ему на нервы, выводило из себя. Когда же это случилось – то, что ему не все равно?

Его жизнь шла так, словно ничего вообще не изменилось. Каждое утро с тех пор, как он не разрешил ей ездить самой через весь город в четыре тридцать утра, он вставал и отвозил ее в пекарню. Там она готовила ему кофе со свежими булочками, они вместе завтракали, и во время завтрака Рита без конца с ним разговаривала, рассказывала истории из жизни своей семьи, делилась планами относительно пекарни, не желая мириться с его молчанием. Она требовала его мнения, а когда не соглашалась с ним, то втягивала его в спор. Да он за все четыре месяца пребывания дома столько не говорил.