Читаем Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски полностью

В этот момент я ощущаю всю тяжесть ответственности, лежащей на плечах филолога. Новости в маленьких городах расходятся быстро, и будут ли в Тайшете обращаться к женщинам «подобным, так сказать, образом», зависит сейчас от какого-то проезжего самозванца! То есть от меня.

— Не волнуйтесь, товарищ! — стараясь быть убедительным, говорю я. — Со временем слова меняют свое значение. Сегодня называть женщин девушками — это нормально.

* * *

Для Тотального диктанта Тайшет — город особенный: здесь родился Илья Стахеев, один из основателей движения. Самого Ильи в эти дни нет в городе, но мы заезжаем в гости к его семье: паримся в уютной баньке, ужинаем, разговариваем, листаем старые альбомы и участвуем в квартирнике бардовской песни, устроенном для нас хозяевами. Барды очень популярны здесь: в районе проводится фестиваль «Бирюсинская волна», на который съезжаются исполнители со всей Восточной Сибири.

Из чата автопробега после ужина у Стахеевых:

— Знаете ли вы, господа и дамы, что такое сальтисон?

— Не томите, раскройте тайну.

— Откушав сальтисон домашнего приготовления, можно и потомить!

Милянчук:

— Я знаю. Это кусок свиного желудка, набитый мясным фаршем с салом и специями, типа колбасы домашней, только шарообразной формы. У нас такое и делают, и продают. Очень вкусно.

* * *

Административно Тайшет относится к Иркутской области, но тяготеет к Красноярску, который тут все называют просто — Край. Туда мы и отправляемся рано утром, наскоро позавтракав в непритязательном отеле на окраине города. Одни населенные пункты трасса обходит по краю, другие приходится проезжать насквозь. Дольше всего мы едем через Канск: путь через город кажется бесконечным, дорога виляет и никак не может выбраться обратно на трассу. Повороты, повороты, мост через реку, повороты, мост через железную дорогу… Проезжая часть разбита транзитным транспортом в хлам. Вспоминается история из далеких военных лет Канска: в 1943 году власти переименовали улицы, названные в честь передовиков, летчиков и других известных советских личностей (Стаханова, Молокова, Леваневского), из-за убитого состояния дорожного покрытия. Улицы не отвечали высоким именам героев! Как очевидец скажу, что время вернуть им исторические названия еще не пришло.

Газель проползает мимо квартала хрущевок (дворы забиты автомобилями), домов частного сектора (иногда с затейливыми резными наличниками), больших рекламных щитов (часто пустых), гостиницы «Медведь» (тигры остались в Забайкалье), магазина с названием из моего детства — «Золотой ключик», СТО, шиномонтажек, магазинчиков автозапчастей. Вдруг — неожиданно! — перед нами оказывается огромный баннер с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и портретом Сталина. Затем мелькает торговый центр под вывеской «Рублевка», и чудится в этом названии тоска о лучшей доле и одновременно все понимающая самоирония: не Москва, не Москва, не Москва…

Щиты вдоль дороги пустеют: «Рекламное место свободно!» Канск продолжает тянуться частным сектором, дымящей кирпичной трубой, водонапорной башней, старыми трехэтажными домами.

До Красноярска остается двести с небольшим километров.

<p>Глава 17. Любопытство и открытость</p>

«Главное — вы должны искренне любить диктант. Всему остальному мы вас научим».

В. Дамов (из призыва к волонтерам)
Из бортового журнала

Наши филологи пополнили свой словарь местных словечек. Хоть Красноярск расположился почти по соседству с Новосибирском, но и здесь есть свои особенности.

Красноярские студенты и преподаватели занятия в вузе называют «лентами», «маечка» тут — маленький полиэтиленовый пакет, «стайка» — сарай, «шоркать» — тереть. А если хотите придать рассказу динамику, используйте выражение «тоси-боси» и синонимичное ему «тырым-пырым».

Как и во многих городах Сибири, красноярцы вместо «мочалки» используют «вехотку». Петербуржцев смущает и еще одно здешнее устойчивое выражение «булка хлеба», подразумевающее «одна буханка хлеба». Для питерцев булки — это белый хлеб.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки