И заседание правительства 18 апреля не обошлось без споров. Но все же компромисс был найден, министры одобрили согласованный вариант, текст ноты был передан для публикации в прессу. Документ, однако, содержал фрагменты, которые можно было трактовать как уступки Милюкову. Фраза о том, что Временное правительство, «ограждая права нашей родины, будет вполне соблюдать обязательства, принятые в отношении наших союзников», интерпретировалась как поддержка дореволюционных военных целей, а это противоречило принципу отказа от аннексий и контрибуций. Упоминание же о войне «до решительной победы» означало невозможность сотрудничества социалистов воюющих стран в достижении мира, а именно на такое сотрудничество рассчитывали руководители Совета. Появление ноты в редакциях газет вызвало даже в умеренных социалистических кругах негодование, было ясно, что неизбежная публикация этого документа спровоцирует политический кризис.
Керенский не мог этого не чувствовать. 19 апреля, когда он вновь выступал на митинге-концерте, его речь была непривычно пессимистична. Французский посол так передавал слова министра: «Если мне не хотят верить и следовать за мной, я откажусь от власти. Никогда не употреблю силы, чтобы навязать мои убеждения… Когда какая-нибудь страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно – уйти…»[543]
Свидетельство дипломата представляется правдоподобным: Керенский подготавливал свою аудиторию к публикации «ноты Милюкова». В речи звучали темы доверия и недоверия к вождю, угрозы уйти от власти, отказ от использования силы при разрешении кризиса. Упоминались и иррациональные, саморазрушительные силы революции. Эти темы окажутся актуальными в дни Апрельского кризиса и найдут отражение в выступлениях Керенского.В ночь на 20 апреля Исполком Петроградского Совета осудил ноту, утром ее текст появился в газетах, весть о «ноте Милюкова» стала искрой, которая разожгла нешуточный пожар. Умеренные социалисты, возглавлявшие Совет, не предприняли решительных шагов по преодолению кризиса, протест выплеснулся на улицы, несколько полков перед резиденцией правительства требовали отставки Милюкова. Современники описывали Апрельский кризис как «милюковские дни», хотя ответственность за текст ноты несли все министры, включая и Керенского. Взбудораженных солдат уговорили вернуться в казармы, но к этому времени в центр города устремились и сторонники Милюкова, и радикально настроенные рабочие, протестовавшие против ноты. Демонстрации продолжались и на следующий день, между группами с противоположными взглядами произошли столкновения, были убитые и раненые. В этой атмосфере Совет потребовал прекратить все манифестации, и данное решение было исполнено[544]
.Керенский, обычно не упускавший случая выступить с яркой речью, несколько дней воздерживался от публичных заявлений. 20 апреля перед Министерством юстиции собралась толпа, желавшая узнать мнение популярного министра. Когда Керенский приехал, публика устроила ему шумную овацию. Корреспондент одной из газет сообщал, что министр, «усталый, больной», прошел мимо, а в ответ на все просьбы собравшихся показывал жестами, что не может говорить. Толпа не желала расходиться. Тогда к собравшимся вышел адъютант министра, который объявил толпе, запрудившей прилегающие улицы, что Керенский болен – вчера совсем не выходил. Сейчас же он больной приехал на экстренное заседание Совета министров. Говорить ему врачи запретили. Публика с криками «Да здравствует Временное правительство!» стала расходиться[545]
. Вероятно, толпа ожидала услышать такой лозунг от самого Керенского, но это явно не соответствовало его планам, ибо осложнило бы для него отношения с Советом.Однако в то же время предположительно больной министр находил силы участвовать в правительственных совещаниях, встречаться с иностранными дипломатами, делегатами от крестьян, даже с представителями социалистов-эсперантистов и анархистов. Между тем многие задавались вопросом: почему товарищ председателя Исполкома Совета Керенский поддержал ноту, хотя ее содержание противоречит политической линии Совета? Подобное настроение проявилось, например, в резолюции комитета запасного батальона гвардейского Егерского полка[546]
. Когда же в начале мая Керенский посетил линкор «Республика», то его ожидал большой перечень неприятных вопросов, в том числе моряки-активисты спрашивали министра, почему он подписался под нотой Временного правительства[547].