«Товарищ Керенский»

Керенский не выступал на этом заседании, однако его популярность проявлялась и тогда, когда он молчал. Видный деятель конституционно-демократической партии М. М. Винавер говорил об истории Думы, память о славном прошлом укрепляла авторитет кадетов: «Первым актом новой власти, созданной народом, был акт той амнистии, которой мы тщетно добивались тогда». Речь прервали шумные аплодисменты, но тут раздался голос депутата II Думы, трудовика М. Е. Березина, выкрикнувшего с места: «Это сделал Керенский!» Министру юстиции была устроена овация (остается только гадать, как отнеслись к этому другие министры, знавшие, что решение об амнистии было поддержано всем правительством). Винавер продолжал: «Нынешняя наша народная власть подхватила этот голос народного представительства и одним из первых актов своих отменила смертную казнь». Из зала вновь стали кричать «Керенский». Министру опять была устроена овация[556]. В условиях продолжающегося политического кризиса либералы укрепляли свой авторитет ссылками на историю народного представительства, а публика приписывала принятие популярных законов исключительно Керенскому, что не соответствовало действительности.

Особое внимание привлекла словесная дуэль между националистом В. В. Шульгиным, который заявил, что Временное правительство сидит «под домашним арестом», «под надзором Совета», и возражавшим ему лидером Совета, меньшевиком И. Г. Церетели (последнего горячо приветствовали солдаты). В конце заседания эффектно выступил Ф. И. Родичев. Старый трибун конституционно-демократической партии с небывалым подъемом произнес свою «громоподобную речь». Он, в частности, сказал:

…жить в монархии, под самодержавием может лишь раб, по природе раб, который умеет бунтовать, но не умеет жить свободно, раб, который может сделать насилие над тем, кого ненавидит, угрожать ему этим насилием, но не умеет остановиться перед правом и преклониться перед той чертой, которую кладет между людьми справедливость (шумные аплодисменты). Республика бесконечно труднее монархии, потому что в республике необходимо повиновение закону всех и каждого свободно, не вынужденно, не по принуждению, а по доброй воле. Для того, чтобы жить в республике, нужно работать больше, чем в монархии (голоса: «Правильно»). Чтобы жить в республике, нужно самообуздание граждан[557].

Особый успех выпал на долю А. И. Гучкова, который должен был выступать в начале заседания, но появился значительно позже. Его и не ждали увидеть: военный и морской министр был болен, в газетах печатались бюллетени о состоянии его здоровья. Гучков тяжело поднялся на сцену, сел за стол президиума. После окончания очередной речи ему сразу же предоставили слово. Выступление, по словам журналистов, было «голосом скорби и отчаяния». Оратор призывал создать «сильную власть», говорил о своей «смертельной тревоге» и закончил речь такими словами: «Господа, вся страна когда-то признала: отечество в опасности. Господа, мы сделали еще шаг вперед, время не ждет – отечество на краю гибели!» На всех скамьях, кроме «крайней левой», раздались рукоплескания[558].

Выступление Гучкова было выслушано с напряженным вниманием и стало сенсацией: политики такого ранга воздерживались от столь пессимистичных заявлений даже во время Апрельского кризиса. «Большая пресса» цитировала выступление сочувственно. Атаковали же Гучкова не только левые издания, но и газета, ставшая вскоре центром консолидации правых сил[559]. В свою очередь, автор издания, в котором сотрудничали видные меньшевики-оборонцы, писал (испытывая, возможно, воздействие речи Родичева): «В торжественной обстановке в присутствии представителей союзных держав, перед лицом мира, министр, стоящий во главе армии, счел себя вынужденным произнести следующие слова: “Отечество на краю гибели”. <…> Веками воспитывал царизм в населении чувства рабов, веками держал население в состоянии рабства, теперь настал грозный момент, когда перед трибуналом истории становится новая, революционная Россия и ей задается роковой вопрос: рабы или граждане?»[560]