«Товарищ Керенский»

В дни кризиса некоторые сторонники Милюкова стремились использовать авторитет Керенского. В рядах этих манифестантов мелькал портрет министра юстиции, раздавались призывы: «Идем сейчас к Мариинскому дворцу, поддержим правительство русской революции, поддержим Милюкова и Керенского»[548]. Очевидно, некоторые манифестанты предполагали, что два министра выступают солидарно. Это лишь увеличивало подозрения социалистов относительно поведения министра юстиции. Разочарование левых было особенно сильным – ведь именно на Керенского, противостоящего «буржуазному» министру иностранных дел, они возлагали надежды. Появились даже слухи, что министр юстиции голосовал против принятия ноты; возможно, их намеренно распускали его сторонники[549].

Сохранению популярности Керенского способствовали вести о покушениях на его жизнь, появившиеся в эти дни. Министр так комментировал их: «Я считаю, что покушение на меня является неизбежным последствием моего ремесла… Покушения, вероятно, еще будут. Вот сегодня один из сотрудников бюро печати при Министерстве юстиции по телефону был предупрежден, что в министерство явится какой-то человек, который намеревается убить меня». Другому интервьюеру Керенский заявил: «Это уже второй случай, когда подготавливается на меня покушение. <…> Конечно, трудно себя уберечь, в конце концов. Что суждено, того не миновать»[550]. Репутация «друга народа», постоянно рискующего жизнью во имя идеалов революции, была укреплена.

Появлялись разные планы преодоления кризиса, кто-то предлагал поручить создание правительства Керенскому, и сам он обдумывал такой вариант[551]. Все большее число политиков видело выход в создании коалиционного правительства, в привлечении во власть умеренных социалистов, делегированных своими партиями. Керенский не без основания полагал, что эта комбинация укрепит его собственное положение[552].

Однако руководители Совета не стремились в министерские кресла – они предпочитали пользоваться уже имеющейся в их руках властью, не обременяя себя правительственной ответственностью. Милюков же хотел сохранить максимум влияния во Временном правительстве, полностью освободив его от контроля со стороны Совета. В этой ситуации Керенский 26 апреля опубликовал заявление, направленное им в ЦК партии социалистов-революционеров, Петроградский Совет, думскую фракцию Трудовой группы и Временный комитет Государственной думы. Обращаясь к политическим структурам, перед которыми он нес ответственность, Керенский предложил перейти к замещению правительственных постов по рекомендациям партий и заявил, что не сможет оставаться в правительстве, если его состав не будет изменен. Фактически он предъявил ультиматум политической элите, требуя создания коалиции либералов и социалистов. Тем самым, по словам Милюкова, Керенский формально открывал министерский кризис и укреплял позицию сторонников коалиции[553].

В тот же день было опубликовано и заявление, в котором Временное правительство предлагало представителям социалистов войти в его состав. Керенский убеждал лидеров Совета поддержать коалицию. Но 28 апреля Исполком Петроградского Совета при участии представителей московских Советов высказался против коалиции[554].

В то же время политики, противостоявшие социалистам, желали ограничить сдвиг оси политического сотрудничества влево. Для воздействия на общественное мнение они использовали событие, вызывавшее немалый интерес: 27 апреля, в день годовщины начала работы I Государственной думы, состоялось совместное заседание депутатов четырех Дум. Собрание такого рода, привлекавшее внимание прессы, должно было явить собой противовес влиянию Совета. Министры сидели в первом ряду, Керенский занимал свое привычное место в левом секторе зала Таврического дворца. Присутствующим запомнилось необычайно бледное лицо министра – «трагическая маска со страдальческими складками», его рука на черной перевязи[555].

Собрание нельзя было назвать чинной встречей представителей политической элиты. В ложах, на хорах и даже в проходах было немало фронтовиков, делегированных в революционную столицу своими соединениями. Они живо реагировали на выступления, приветствовали своих любимцев, вызывающе комментировали выступления оппонентов. Бороться за внимание такой аудитории было непросто.