В ряде случаев оценки, записанные Снесаревым, буквально совпадают с мнением военного врача В. П. Кравкова. Он также служил на Юго-Западном фронте и, в частности, отмечал: «Керенский на меня производит впечатление не государственного ума человека, а лишь велеречивого жонглера, отличного митингового оратора. В беседе с корреспондентами после своего объезда Юго-Западного фронта и в докладе Временному правительству он пренаивно констатирует о победном подъеме духа у солдат, что все в армии идет хорошо, нашел в ней какой-то “здоровый рост”… Ничего же подобного в действительности!»[788]
Автор приведенных строк был корпусным врачом и тоже лично не видел Керенского, но говорил с людьми, слышавшими министра. И Кравков, и Снесарев общались со штабными офицерами дивизионного, корпусного уровня. Можно предположить, что подобные оценки были распространены в этих кругах еще в мае (потом они нередко воспроизводились в мемуарах). Однако в «большой прессе» такие суждения тогда не отражались. Восторженные описания поездок министра были созвучны и публичным заявлениям, и индивидуальным оценкам со стороны многих современников. Визита Керенского на фронте ждали, слава политика пробуждала интерес к его выступлениям. Стиль «митингового оратора» мог шокировать некоторых офицеров, но массы политизированных солдат как раз и жаждали услышать популярнейшего оратора, покоряющего тысячные митинги. Еще до прибытия Керенского на съезд делегатов Юго-Западного фронта ему было обеспечено доброжелательное внимание представителей войсковых комитетов, с нетерпением его ожидавших. Это настроение стремились передать и усилить устроители фронтового съезда:
Восторженно встретив весть о Вашем скорейшем приезде, съезд делегатов Юго-Западного фронта горячо приветствует Вас, любимого вождя русской революционной демократии, и выражает бесконечную радость всех частей фронта видеть Вас во главе народной армии. Мы глубоко убеждены, что под Вашим руководством русская армия сможет выйти сплоченной и мощной из всех испытаний переходного времени и в полной мере выполнит свой долг перед освобожденной Россией[789]
.Организаторы съезда рассчитывали на всероссийскую аудиторию, объявляя о грядущем визите «любимого вождя». И простые военнослужащие с нетерпением ожидали встречи с Керенским. Некий солдат телеграфной роты еще в апреле писал: «У вас в Москве идет слух, что наши солдаты не хотят идти в наступление. Нет, это неправда, это выдумка черной сотни, а наши солдаты заявляют, что пусть нам прикажет только освободитель рода человеческого, наш военный министр товарищ Керенский, то всегда готовы умереть за свободную Россию. И мы его ждем к себе на фронт, желательно бы было увидеть своего спасителя, это второй Иисус Христос; но только того распяли, а этого, я думаю, что каждый воин заплатит жизнью, но не даст в обиду»[790]
. Этот текст выделяется своим особым стилем, но желание увидеть Керенского проявляется и в других письмах солдат: «Сегодня весь день ждали нашего дорогого гостя, солнце России, военного министра А. Ф. Керенского, но не дождались. Он будет, наверное, в гостях у нас завтра. Эх, Миша, ты не знаешь, какое настроение, какой дух в армии, как все ждут этого великого гения. Если удастся сделать снимок с министра, пришлю тебе»[791]. «Гением» и «солнцем России» именовали Керенского в печати этого времени нередко.Его действительно «носили на руках» – этот ритуал, как мы уже знаем, сопровождал многие выступления Керенского, о чем сообщала пресса. Но ритуализация не исключала и спонтанного проявления чувств. Британская сестра милосердия, находившаяся на Юго-Западном фронте, оказалась свидетельницей выступления военного министра перед двенадцатью тысячами солдат. Она записала в своем дневнике: «Когда он уезжал, то они [солдаты. –