«Товарищ Керенский»

Людям, сделавшим последнюю ставку на Керенского и наступление, никакой оптимизм не казался чрезмерным. Неудивительно, что любые признаки улучшения ситуации, даже только слухи о них описывались как устойчивая тенденция. Действительные проявления энтузиазма было трудно отличить от преувеличенных их описаний. Но и реальные пропагандистские успехи Керенского, и тиражируемые пропагандой слухи о подобных успехах имели немалое значение: информационные сообщения вне зависимости от их истинности использовались в тех или иных целях разными политическими силами. Читатели газет верили тому, во что желали верить, а у Керенского к тому моменту уже было немало поклонников, готовых поверить в чудо перерождения армии, осуществленное «любимым вождем».

Различные оттенки пессимизма и оптимизма в отношении пропагандистских действий Керенского не всегда проявлялись публично, но иногда внимательные читатели газет могли их заметить. Внимание современников привлекли слова видного деятеля конституционно-демократической партии и министра финансов А. И. Шингарева, произнесенные им на съезде представителей организаций, занятых обеспечением страны продовольствием: «Триста лет тому назад Россию спас энтузиазм, зажженный Мининым и Пожарским. Надо раздуть огонь народного энтузиазма. Если министр Керенский вызовет энтузиазм в армии, а Пешехонов – в области народного продовольствия, они спасут Россию». Союзник военного министра утверждал, что пробуждение энтузиазма – главная задача Керенского, выполнение которой позволит ему сравниться с героями Смутного времени, столь важными для исторической памяти России. Показательно, что и оппоненты кадетов, социалисты-революционеры, в то время писали: «Мы должны вдохнуть в революционные массы творческий энтузиазм»[797].

Генерал Снесарев, несмотря на свой скептицизм в отношении Керенского, не считал эти надежды совершенно несбыточными: «Если рассчитывать на идею энтузиазма, какой, например, Шингарев придает такое значение, то мы готовы ее использовать в полной мере, до решимости пожертвовать собою. Во всяком случае, и в армии, как в стране, коалиционное министерство, Керенский и, например, идея батальона смерти – последняя ставка: будет она бита… и все погибло». В тылу и на фронте разные люди, не сговариваясь, использовали схожие слова – «последняя надежда», «последняя ставка», «энтузиазм». Однако и осторожный оптимизм Шингарева подвергался сомнению. Так, в газете «Биржевые ведомости» 13 мая была опубликована статья с характерным названием «Последняя ставка». Автор статьи, явно подразумевая речь Шингарева, отмечал, что призыв к энтузиазму «необходим», но выражал сомнение в том, что энтузиазм может помочь, «когда переходит в транс, когда его выдвигают в качестве последней и притом отчаянной ставки». Этот аргумент представлялся Снесареву серьезным, он цитировал статью в своем дневнике. Но вряд ли он полностью разделял пессимизм автора «Биржевых ведомостей», ибо на полях сделал пометку: «Настроения буржуазии»[798]. Маловероятно, чтобы генерал отождествлял себя с «буржуазией».

Информация о встречах Керенского позволяет судить о корректировке репрезентационной тактики министра. Генералы, члены комитетов и Советов, соперничавшие друг с другом в демонстрации гостеприимства, рядовые слушатели министра – все влияли на восприятие его образа разными аудиториями.

Во время выступления Керенского на съезде делегатов Юго-Западного фронта один из воодушевленных слушателей вручил ему свой Георгиевский крест. Пример оказался заразительным: на новых встречах фронтовики нередко стали передавать оратору свои боевые награды. И ранее солдаты и матросы жертвовали ордена и медали в пользу патриотических фондов и политических партий, поддерживая тем самым различные кампании[799]. Но в данном случае речь идет о передаче наград не в пользу какой-либо организации, а лично лидеру, олицетворяющему подготовку наступления, – такая акция приобретала особое значение. Иногда соответствующие решения принимали целые войсковые части. Солдаты и офицеры гвардейского Семеновского полка писали Керенскому, которого именовали «старшим товарищем»: «…сбросившие иго царизма и вкусившие блага свободы, шлют земной поклон лучшему из лучших – первому министру-демократу». «На защиту свободной России» гвардейцы передавали 454 Георгиевских креста, 575 Георгиевских медалей, а также сделанные из драгоценных металлов шейные цепочки, кольца, иконы и кресты[800].