«Товарищ Керенский»

Оценивая воздействие пропагандистских поездок Керенского, следует учитывать разнообразные интересы разных субъектов политического процесса. Сложившаяся репутация военного министра способствовала огромному интересу к его выступлениям, задавала эмоциональный настрой для их восприятия.

Некоторые современники искренне считали его поездки успехом, другие рассматривали их как «последнюю надежду» и поддерживали положительные оценки только из расчета. Наконец, многие пессимисты не верили в пробуждение энтузиазма как в ресурс власти, но не считали возможным публично критиковать министра. Все это способствовало распространению восторженных настроений и завышенных ожиданий. В такой атмосфере корректировались репрезентация министра и ее восприятие: если сам Керенский милитаризовал свой облик и риторику, то в ходе посещений им фронта новые значения приобрела репутация «героя», которая была важна для формирования образа вождя.

Обострилась и борьба «за Керенского»: различные политические силы не только защищали министра от нападок большевиков и других противников, но и ссылались на авторитет популярного политика, полемизируя с собственными оппонентами. Примером может послужить полемика между газетами «Речь» и «Дело народа», главными печатными органами конституционных демократов и социалистов-революционеров соответственно[811]. Постоянное выборочное цитирование Керенского, сопровождаемое комментариями, доказывающими правоту противостоящих друг другу изданий, служит показателем авторитета упоминаемого политика. В то же время такое почтительное цитирование еще более укрепляло авторитет министра, ставило его самого выше партийных разногласий. Статус же надпартийного лидера, выступающего в роли арбитра и организующего широкую коалицию, также укреплял влияние вождя.

Впоследствии Керенский признал правоту тех генералов и офицеров, которые говорили о кратковременности эффекта его выступлений: «Конечно, перемены в настроении солдат после моих встреч с ними, как правило, были весьма недолговечны, однако в тех частях, где командиры, комиссары и члены военных комитетов смогли осознать психологическую важность моих слов, моральный дух значительно укрепился и восстановилось доверие солдат к офицерам»[812]. Поддержка со стороны войсковых комитетов действительно делала приказы командования легитимными, и некоторые офицеры и генералы этим пользовались, хотя иногда и совместные действия комиссаров, командиров и комитетов не приводили к установлению дисциплины. И все же поездки министра не были безрезультатными: их следствием стало укрепление влияния военных комитетов и сторонников наступления внутри комитетов – авторитетные военные-большевики вынуждены были отступать. Прапорщик Н. В. Крыленко, большевик и председатель комитета 11-й армии, публично заявил, что подчинится приказу о наступлении, хотя и не будет убеждать своих солдат в необходимости такой операции. Однако и он вынужден был сложить полномочия председателя, некоторые другие большевики также покинули комитеты. На армейских съездах само упоминание имени Керенского вызывало аплодисменты. Правда, это воздействие авторитета министра сказалось прежде всего на уровне фронтов и армий, а в дивизионных и полковых комитетах ситуация порой была более сложной[813].

Косвенным доказательством успехов пропагандистских визитов на фронт может послужить и та озабоченность, которую популярность Керенского вызывала в то время у политиков левых взглядов. Не только большевики, но и интернационалисты из рядов меньшевиков и эсеров, противостоявшие грядущему наступлению, полагали, что популярность министра в армии может способствовать оживлению контрреволюционных тенденций. Одни стали видеть в Керенском возможного диктатора, а другие рассматривали его как орудие противников революции. Это также привело к появлению новых образов вождя: в мае его имя все чаще упоминалось в связи с разговорами о «бонапартизме».

5. «Ищут Наполеона»: Керенский и «бонапартизм»

Керенский нередко описывался как ложный Наполеон, как политический деятель, претендующий на роль полководца и главы государства, хотя и не имеющий к тому должных оснований. Советские художники и писатели впоследствии использовали этот образ. Широкое распространение получила карикатура Д. Моора (1920), воспроизведенная затем в «Истории гражданской войны»[814].

В. В. Маяковский предлагал различные сатирические образы Керенского. В поэме «Хорошо» (1927) он прямо связывал министра и французского императора:

                               Забывши
                                          и классы
                                                   и партии,
                               идет
                                          на дежурную речь,
                               Глаза
                                          у него
                                                   бонапартьи
                               и цвета
                                          защитного
                                                               френч[815]

.