«Товарищ Керенский»

Статья была одной из первых в череде множества текстов, посвященных новой породе людей, людей в кожаных куртках, а рассуждения о различных Бонапартах, использующих различные идеологии, получили широкое распространение. Текст мог читаться как грозное предостережение: если «взбунтовавшимся рабам» не будет противопоставлена сознательная дисциплина свободных граждан, то придет диктатор, который установит «железную дисциплину», – именно об этом писала газета днем раньше. А в том же номере известный ученый, цитируя Керенского, противопоставлял организованность сознательных граждан разгулу «взбунтовавшихся рабов»[824]. Но «наполеоновская» статья «Речи» могла восприниматься и как призыв к установлению военной диктатуры, ведь автор считал ее неизбежной: «Он придет рано или поздно». Статьи привлекли внимание других изданий[825]. Вскоре роль Наполеона стали примерять на Керенского[826].

На разных этапах развития революции при описании популярного министра использовались разные образы. Вспоминались герои Смутного времени: весной Керенского именовали новым Мининым, реже – новым Пожарским. Епархиальный съезд в Симферополе так обращался к министру: «Идейный вождь трудовой России и воевода народной армии и флота. Кликни клич, Минин земли Русской…»[827]

Нередко Керенского сопоставляли и с деятелями мировой истории – Брутом, Гракхом, Жанной д’Арк, Гарибальди. В мае на одном из митингов оратор из Америки именовал военного министра «русским Вашингтоном». В конце июня британские газеты писали, что Керенский сочетает в себе «огненную энергию Гамбетты с организационными дарованиями великого Карно», а русская пресса знакомила своих читателей с этими характеристиками. Генерал, командовавший Кавказской армией, именовал военного министра «организатором победы», что также заставляло вспомнить о Л. Карно[828]. Сравнивали Керенского и с другими деятелями Французской революции. И сам он ориентировался на образы той эпохи: «Керенский, несомненно, чувствовал себя героем 1793 года», – вспоминал Н. Н. Суханов. В речах военного министра современникам слышались ноты, заимствованные из эпохи войн Французской революции[829].

На суждения мемуаристов могла повлиять репутация Керенского, сложившаяся в последующие месяцы, но в его речах и приказах также можно найти отсылки к событиям конца XVIII века. Иногда же он открыто говорил о преемственности революций: «Нам суждено через сто лет повторить сказку Великой Французской революции о новом мире со светлыми порывами и энтузиазмом», – заявил Керенский в Одессе. Это высказывание не было случайным – через день, выступая в Севастополе, он вновь воскликнул: «Сказка Французской революции воскресла!»[830] Уже в мае социалисты отмечали, что «буржуазные» газеты используют подобную риторику министра для обоснования своей политической линии. Автор издания интернационалистов писал по поводу консервативного «Нового времени»: «…приспособляют гражданина Керенского, который в своих речах часто пользуется стилем героев Французской революции 1789 года…»[831]