«Товарищ Керенский»

В то же время надо признать – министр и сам немало сделал для того, чтобы создать и укрепить свою репутацию «кандидата в Наполеоны». Известную роль здесь играли не только его речи и приказы, но и особенности его репрезентации. На многих фотографиях он запечатлен в «наполеоновской» позе – правая рука заложена за отворот френча, левая за спиной. Именно такой образ Керенского облюбовали карикатуристы и сатирики. Такую его позу увековечили Моор, Эйзенштейн и Маяковский. Отчасти она была вызвана причинами медицинскими: у Керенского, как уже упоминалось, болела правая рука, которая не выдержала огромного числа рукопожатий. Сначала он носил руку на перевязи – именно так министр изображен на некоторых фотографиях[866]. Но, очевидно, энергичный политик не хотел публично демонстрировать свою болезнь и поэтому предпочел мужественную «позу Наполеона». П. Н. Милюков писал: «…сотни тысяч солдат и граждан видели стройную фигуру молодого человека в помятом френче без украшений и отличий, с больной рукой, согнутой в локте и спрятанной за борт»[867].

Однако нельзя объяснить «наполеоновскую» позу Керенского только состоянием его здоровья: он намеренно позировал так перед фотографами, делающими художественные снимки, – положение руки явно было обдуманным. Отчего же Керенский, отвергавший в публичных выступлениях свое намерение стать «русским Наполеоном», продолжал использовать «наполеоновскую» позу, провоцирующую подозрения и обвинения его в желании быть «русским Бонапартом»?

Часто встречающееся в мемуарах и исторических трудах описание его как тщеславного актера, который ценит сиюминутную популярность, предлагает простой ответ на этот вопрос: политик просто не мог упустить возможность выглядеть эффектно. Но если рассмотреть задачи, которые Керенский ставил в то время, и ту расстановку политических сил, которую он должен был учитывать, то можно предложить и иное объяснение.

Авторы писем и дневниковых записей в мае и июне довольно редко описывали Керенского как «Наполеона». Похоже, что образованные современники не видели в министре настоящего «русского Бонапарта». Образы «Наполеона» и «Бонапарта» отсутствуют в резолюциях той поры. Вряд ли сторонники либералов и консерваторов открыто призывали бы Керенского подражать «великому корсиканцу» – такие обращения и не могли появиться в петициях, резолюциях и коллективных письмах. Но показательно, что этот образ, негативно окрашенный, отсутствовал тогда и в тех резолюциях, которые проводили большевики и левые социалисты. Очевидно, в мае и июне они не считали его особенно важным для политической мобилизации. К тому же в рядах левых не было единства в оценках «русского Наполеона»: Ленин и Троцкий не оценивали Керенского как потенциального «Наполеона», но считали, что его действия способствуют «бонапартизму». Одновременно другие представители левых прямо обвиняли политика в желании стать «Бонапартом». Керенский и его сторонники были обеспокоены появлением таких обвинений, что косвенно свидетельствует об их распространенности в те дни.

Между тем либеральные и консервативные издания требовали от военного министра проведения жестких мер – эти требования и интерпретировались как подталкивание его к «бонапартизму». Сравнение Керенского с Наполеоном не всегда казалось оправданным, но многих оно вовсе не отпугивало: от министра ждали того, что он предотвратит углубление революции, прежде всего – установит дисциплину в армии. Даже некоторых ветеранов освободительного движения не пугала перспектива временного исполнения Керенским задач российского Наполеона. Ветеран освободительного движения Н. В. Чайковский накануне Июньского наступления характеризовал военного министра следующим образом: «Россия теперь переживает такой момент, когда нарождаются Бонапарты, – и русский народ должен считать себя бесконечно счастливым, что из его среды вышел большой человек, в руках которого даже роль Бонапарта не представляет никакой опасности»[868]. Показательно, что такое суждение появилось в газете, особенно прославлявшей Керенского.

Аргументы большевиков и левых социалистов, с одной стороны, и консерваторов и либералов – с другой, в известной степени укрепляли друг друга, поддерживали мысль о том, что Керенский может/должен стать «Бонапартом». Умеренные же социалисты пытались опровергнуть заявления левых и в то же время критиковали своих оппонентов «справа», обличая их стремления подтолкнуть Керенского к исполнению роли «Наполеона». В то же время руководители меньшевиков и эсеров требовали от популярного политика, чтобы он определенно заявил о том, что роль эта для него совершенно неприемлема. В дискуссиях о «Наполеоне» проявлялась та «борьба за Керенского», которую вели между собой участники неустойчивой политической коалиции, поддерживавшей наступление: умеренные социалисты, либералы и консерваторы желали иметь влиятельного министра и предлагали ему соответствующие их интересам роли и образы.