«Товарищ Керенский»

Впервые эти строки были опубликованы в 1917 году, в московском историко-литературно-художественном журнале «Путь освобождения», который выпускался Культурно-просветительским отделом Московского Совета солдатских депутатов[884]. Стихотворение, передающее восторженную атмосферу встречи революционного министра, было напечатано в издании, которое отчасти финансировалось за счет средств, собранных во время визита Керенского в Москву. Текст Пастернака допускает различные интерпретации, однако можно с уверенностью предположить, что редакторы и издатели журнала, сторонники Керенского, восприняли подобное поэтическое описание этого дня положительно.

Весной 1917 года театрализация политики не вызывала отторжения, а идея о вожде революции, который олицетворяет собой синтез политики и искусства, привлекала многих. В этом отношении А. Белый, С. Кусевицкий и прапорщик Н. Лавров не были исключением. Именно объединения искусства и жизни ждали от Керенского многие его сторонники. Выступление военного министра в Большом театре стало апогеем его образа политика-художника – образа, который был так востребован на начальном этапе революции.

По всей очевидности, именно выступление Керенского в Большом театре повлияло на оценку министра деятелями русской культуры. О реакции профессиональных актеров и Вас. И. Немировича-Данченко на эту речь мы уже говорили – когда рассматривали театральность речей Керенского. Писатель А. И. Куприн, характеризуя выступления министра, назвал его «народным сердцем»: «Во все времена и у всех народов в годины тяжелых испытаний находился тот непостижимый и непосредственный душевный приемник [?], тот божественный резонатор, тот таинственный выразитель воли народной, что я называю живым, бьющимся сердцем народа. Керенским руководит его сердце, сердце народа, его коллективная воля»[885]. Харизматичный «вождь народа», спасающий страну во время «тяжелых испытаний», точно выражающий волю сограждан в своих ярких и эмоциональных выступлениях, может исполнять свое призвание благодаря особому дару «божественного резонатора» даже без выборов, референдумов и плебисцитов. Вряд ли сторонники демократического образа правления, пусть и поддерживавшие Керенского, могли в данном случае считать Куприна выразителем своих взглядов. Но кумиром многих поклонников министра был артистичный и победоносный вождь-спаситель, дающий надежду своим приверженцам и пробуждающий в них энтузиазм. Схожим образом интерпретировали триумфальное посещение Керенским Москвы и некоторые другие современники:

Исстрадавшийся, измученный войной, продовольственной неудачей, обессиленный лихорадкой общественного перестроения, народ испытывает острую жажду власти, он ищет твердую руку, хочет кому-нибудь отдать руку, хочет кому-нибудь поверить, отдать душу, пойти за ним. Страдание часто рождает любовь, и эта любовь народа-страдальца проявилась во всей стихийной мощности вчера… Страстные, болезненно-исступленные вопли восторга и преклонения, экстатические овации, фанатический огонь юных глаз; руки, протянутые к нарядному, укрытому ковром живых цветов автомобилю, взоры, прикованные к бледному, почти юношескому, без слов говорящему лицу. <…> Товарищ Керенский? Нет, для толпы нет товарища, пред нею был вчера бог, кумир, неприкосновенный фетиш, ниспосланный небом для спасения России[886].