«Товарищ Керенский»

К тому же в сложившихся условиях большевики не могли не поддерживать своего вождя, ибо продолжающиеся атаки на него представляли опасность для партии в целом. В большевистской прессе все чаще появлялись резолюции, одобряющие его. Рабочие Московского телефонного завода приветствовали «ортодоксального борца», рабочие завода Розенкранца поддерживали «стойкого, неустрашимого борца… защитника всего трудового народа», железнодорожные служащие именовали себя «последователями Ленина», а Сокольнический клуб большевиков именовал Ленина своим «идейным вождем, всегда высоко державшим знамя Интернационала»[1061]. Неизвестны обстоятельства принятия данных резолюций – нельзя наверняка утверждать, что они точно отражали мнение тех коллективов, от имени которых провозглашались. Но эти тексты дают представление о том, какие формы прославления лидера считались допустимыми с точки зрения партийных активистов и желательными для редакции главной большевистской газеты. Необходимость защищать лидера вынуждала даже тех, кто первоначально осторожно относился к нему, прославлять Ленина как «вождя», как политика общенационального уровня. Лидера большевиков его сторонники и – опосредованно – противники представляли политиком общенационального масштаба, сопоставимым со столь популярным государственным деятелем, как Керенский, и противопоставляемым ему.

Различные руководители большевиков с разной степенью энтузиазма стремились защищать Ленина. Наибольшую активность в этом отношении проявил Г. Е. Зиновьев. Недаром после прочитанной им лекции рабочие, например, Московской заставы приветствовали Ленина, именуя его «стойким борцом революционного пролетариата»[1062]. В некоторых резолюциях, осуждавших «буржуазную печать» за травлю вождей партии, содержались приветствия в адрес не только Ленина, но и Зиновьева. Так, после выступления Зиновьева 16 апреля в зале Морского корпуса присутствующими была вынесена резолюция: «Мы находим, что долг честных борцов побуждал товарищей Ленина и Зиновьева и других в интересах дела и свободы, за неимением другого пути, воспользоваться проездом через Германию»[1063]. Коллектив гильзовой и латунной мастерской Ижорского завода провозглашал: «Ленин и Зиновьев – истинные борцы за свободу и защитники рабочего класса», а члены Союза молодежи именовали обоих «истинными и стойкими борцами за свержение ига капитала»[1064]. Для Зиновьева это было знаком укрепления его собственного политического влияния, ведь наряду с Лениным именно он включался в список «пролетарских» вождей, защита которых провозглашалась задачей сознательных рабочих.

В то же самое время некоторые военачальники существенно преувеличивали влияние Ленина и вездесущих «ленинцев», интерпретируя как результат их деятельности любое нарушение дисциплины солдатами (правда, к генеральской прикладной политологии следует относиться столь же осторожно, как и к воспоминаниям старых большевиков: и те и другие, исходя из своих интересов, «ленинизировали» конфликты той поры). Так, командир 43-го армейского корпуса рассказывал офицеру французской военной миссии, что после беспорядков, вызванных революцией, наступило некоторое улучшение, но возвращение Ленина в Россию повлекло за собой «серьезный рецидив»[1065]. Беспорядки в том или ином полку приписывались «кучке ленинцев»[1066]. Одни генералы сообщали, как «кучка ленинцев» или даже один «ленинец» испортили целый полк, а другие жаловались, что из Петрограда прибыло пять маршевых рот, целиком состоящих из «ленинцев»[1067]. Оценки такого рода объективно способствовали тому, что лидер большевиков воспринимался как могущественная фигура, его реальные политические ресурсы существенно преувеличивались, что только повышало его известность.

С другой стороны, в начале мая современники фиксировали недовольство Керенским «на улице» – уже тогда его стали порой обвинять в том, что он поддерживает «буржуазию». Возможно, такие настроения подогревались большевиками и левыми социалистами, однако в их печатной пропаганде эта тема почти не звучит. Ситуация, как уже отмечалось, изменилась в середине мая – в связи с публикацией «Декларации прав солдата» и подготовкой наступления. Большевики и левые социалисты начали критику Керенского, опираясь на изменения в настроении военнослужащих, прежде всего солдат Петроградского гарнизона. Особую роль в пропагандистских атаках на Керенского сыграли большевик Зиновьев, заклеймивший приказ министра как «Декларацию солдатского бесправия», и интернационалист Троцкий, назвавший Керенского «математической точкой русского бонапартизма». Эти пропагандистские штампы часто цитировались современниками и, что показательно, вспоминались в его речах и самим Керенским.