«Товарищ Керенский»

В таких условиях противники большевиков стремились выступать как защитники Керенского от нападок «ленинцев», поддержкой в адрес военного министра придавая особый вес своим аргументам. К примеру, В. Д. Набоков назвал «проповедь» сторонников Ленина «политическим футуризмом»: «…их программа – своего рода футуристически “простое, как мычание”…». Новые темы большевистской пропаганды Набоков характеризовал так: «Но одним “мычанием” не ограничилось, и в последние дни наблюдается даже бодание, выражающееся, между прочим, в неодобрении Керенского, этого деятеля с большой волей, энтузиазмом и энергией, кипящего в огне политической жизни и отдающего все силы для восстановления и вдохновления армии»[1068]. Если раньше сторонники кадетов широко использовали оппозицию «Ленин – Милюков», то теперь лидеру большевиков противопоставлялся популярный военный министр.

И для сторонников большевиков все чаще именно Керенский олицетворял собой врагов революции. Некий идейный противник «ленинцев» испытал это на себе, когда вздумал 11 июня излагать свои взгляды на одном из проспектов Выборгской стороны. В тот день он услышал, что в толпе говорят о Керенском, «продавшемся буржуазии», и выступил в защиту человека, который, по его мнению, посвятил свою жизнь «служению народу». Противники военного министра объявили оратора «буржуем», он был избит и отведен в гауптвахту запасного батальона Московского полка (возможно, это спасло его от бóльших неприятностей)[1069]. Данный эпизод свидетельствует о том накале страстей, который царил в рабочих кварталах столицы и в казармах некоторых полков. Были и другие случаи, когда упоминание имени военного министра могло вызывать бурю негодования.

Противопоставление двух политиков отражалось в различных источниках того времени. Так, 538-й пехотный полк (135-я дивизия) даже заявил, что желал бы видеть Ленина военным министром[1070]. Солдаты предпочитали Ленина Керенскому. Уже после провала Июньского наступления солдаты 17-й Сибирской дивизии писали лидеру большевиков: «Наш единодушный товарищ Ленин, всемилостиво просим Вас прибегнуть к помощи нашей и не дать в руки буржуям, чтобы, которые пили раньше с нас кровь, и теперь хотят тоже пить. Просим вас, товарищи большевики, бить буржуев, которые кричат: война до победы. <…> Передайте военному министру Керенскому, чтобы он к нам лучше не ездил, если хочет живым быть»[1071].

Противопоставление Ленина и Керенского в текстах одной и той же резолюции встречается нечасто, однако образы этих политиков нередко использовались в противоположных друг другу процессах политической мобилизации. Если Апрельский кризис во многих отношениях описывался одними как происки «ленинцев», а другими – как борьба против «Милюкова», то в мае уже образы лидера большевиков и военного министра использовались одними как инструменты политической радикализации, «углубления революции», а другими – как важные средства пропагандистской подготовки наступления на фронте. Если Керенский становился олицетворением наступления, то Ленин персонифицировал борьбу с ним. При этом далеко не все большевики были рады стать «ленинцами» и не все, кто превозносил военного министра, делали это искренне. Логика политической конфронтации вынуждала прославлять «своего» из противостоящих друг другу лидеров, определяла тактики их персонификации.

Оба, и Керенский, и Ленин, по-своему выиграли от этого противостояния. Так, широкая и противоречивая коалиция противников «ленинства» сплачивалась вокруг военного министра, объединенная необходимостью противостоять общей опасности: для представителей разных политических взглядов именно Ленин стал олицетворением злого начала революции.

И все же более выгодна эта оппозиция оказалась лидеру большевиков. Впоследствии сам Ленин писал в работе «Детская болезнь левизны в коммунизме»: «Когда русские кадеты и Керенский подняли бешеную травлю против большевиков – особенно с апреля 1917 года и еще более в июне и июле 1917 года, – они “пересолили”. Миллионы экземпляров буржуазных газет, на все лады кричащие против большевиков, помогли втянуть массы в оценку большевизма, а ведь, кроме газет, вся общественная жизнь именно благодаря “усердию” буржуазии пропитывалась спорами о большевизме»[1072]. Вождь большевиков мог бы добавить, что подобная ситуация политически была выгодна прежде всего ему самому: в партии он существенно укрепил свое влияние, а что касается России в целом, то противопоставление Керенскому, влиятельному министру и самому популярному политику, делало Ленина или по крайней мере его имя известным буквально всей стране. Оценка лидера большевиков была разной, но масштаб его возможностей при тиражировании подобной оппозиции только возрастал. Главный «антигерой» – а именно так Ленин воспринимался многими современниками – выигрывал от конфликта с ним знаменитого «героя», прославлявшегося коалицией сторонников наступления: лидер большевиков становился фигурой национального уровня.