В то же время правительственная газета, предназначенная для массового читателя, оценивала личный авторитет Керенского как важнейший ресурс объединения страны: «Прямо счастьем, большим счастьем нужно считать, что есть в России такой человек, которому все верят, на которого все могут положиться, начиная с самых глубоких низов уличной толпы [и] вплоть до самых крайних верхов образованного общества»[1095]
.Незадолго до этого, 4 июня, Ленин на I Всероссийском съезде Советов заявил о претензиях большевиков на власть. Лидер меньшевиков, И. Г. Церетели, в своей речи констатировал: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой партии в России нет». Со своего места Ленин возразил: «Есть»[1096]
. Журналист же правительственного издания в разгар Июньского кризиса заявлял, что Россия имеет уникального лидера, пользующегося полным и абсолютным доверием страны: «…есть… такой человек…», – писал он о военном министре. И через день это правительственное издание требовало: «Только верьте, товарищи, верьте вождю Керенскому, которому верит вся Россия, которым восхищается вселенная»[1097]. Поляризация политических сил проявлялась и в том, что для одних военный министр становился воплощением надежд на спасение страны, а для других – олицетворением зла.Недовольство Керенским использовалось большевиками и их союзниками при подготовке демонстрации, назначенной на 10 июня. Предполагалось, что массовая демонстрация под лозунгом «Вся власть Советам!» спровоцирует новый кризис власти и вынудит руководство I Всероссийского съезда Советов, который начал свою работу 3 июня, взять власть. Хотя основную часть делегатов составляли сторонники меньшевиков, эсеров и других умеренных социалистов, поддерживавших коалиционное Временное правительство, большевики полагали, что логика развития кризиса, давление революционной улицы вынудит съезд изменить свою позицию.
Детали подготовки демонстрации ее организаторы предпочитали держать в секрете, однако надвигающаяся политическая акция такого масштаба не могла долго быть тайной. Руководители съезда приняли решение об отмене всех демонстраций, на заводы и в полки были направлены группы делегатов, чтобы убедить солдат и рабочих поддержать решение съезда[1098]
.Военный министр принял участие в этой акции политического сдерживания. Он благоразумно не поехал в полки гарнизона, которые выражали недовольство его приказами, – это могло бы спровоцировать конфликт с непредсказуемыми последствиями. Вместо этого Керенский отправился на Обуховский сталелитейный завод, где были сильны сторонники социалистов-революционеров (на тот момент эсеровская организация на заводе достигала пятисот членов, тогда как лишь пятьдесят рабочих-обуховцев являлись большевиками[1099]
). Как и следовало ожидать, данный визит стал легким пропагандистским успехом министра. Председатель исполкома завода обратился к Керенскому с речью, содержание которой вполне подходило для оборонческой агитации и рекламы главы ведомства, которому был подчинен завод. Приветствуя высокого гостя, представитель промышленного предприятия, знаменитого своим участием в протестном движении, восхвалял вождя:С чувством глубокого удовлетворения встречаем Вас, дорогой борец, мужественно взявший великий, святой стяг русской революции. Ты твердо и решительно в дни черных сумерек русского рабства стоял на страже, как передовой факел, на славном демократически-революционном пути и был светочем в тяжелые дни нашей беспросветной реакции. Ты был светочем, знаменем всех страдающих и стремящихся к великому свету и славному бытию, о которых мы мечтали сотнями лет и благодаря которым мы вошли в великое слияние общечеловеческой свободной семьи. Так стой же, славный борец, на великом демократическом фундаменте, который все крепче и крепче укрепляется[1100]
.Сторонники Керенского, посещавшие другие заводы и некоторые полки Петроградского гарнизона, не могли рассчитывать на такие приветствия – их нередко ожидали разгневанные рабочие и солдаты, резко критиковавшие посланников Съезда Советов[1101]
.