На основании отдельных примеров – число которых, впрочем, можно умножить – нельзя судить о степени распространенности подобных настроений. Однако стремление им противостоять заставляет предположить, что настроения эти становились фактором большого политического значения – недаром сторонники Керенского рассматривали критику военного министра с нарастающей тревогой. Проводились в это время и резолюции в защиту «организатора побед». Так, батальонный комитет запасного батальона гвардии 3-го стрелкового полка постановил: «Начавшееся победоносное наступление русской армии, знаменуя мощность и силу революционного духа солдатских масс, есть дело рук вдохновителя и творца новой армии – товарища Керенского. Им сделано то, что мы считали до сих пор и невозможным, и невероятным. Доверие, слава и честь народному вождю». Заседание же комитетов запасного батальона гвардии Измайловского полка так определило позицию этой части: «…всецело верим распоряжениям военного министра Керенского, которому также верит наш орган… Полное доверие Совету рабочих и солдатских депутатов и военному министру А. Ф. Керенскому». Показательно, что резолюции подобного рода печатались в газете конституционных демократов[1147]
. Именно такую реакцию солдат лидеры кадетов в то время желали видеть, считая образ «народного вождя» полезным политическим инструментом. Сопоставление же двух указанных – и опубликованных рядом – резолюций позволяет выделить различные оттенки в настроениях тех, кто составлял коалицию поддержки военного министра: в первой резолюции он описывается как уникальный вождь, создавший новую армию, а во второй – ему определенно выражается поддержка, которая, однако, увязывается с поддержкой в адрес Совета. Одобрение же наступления проявлялось в том, что конституционные демократы, сторонники единовластия Временного правительства, считали возможным публиковать резолюции своих оппонентов – если они рассматривались как тактические союзники. Показательно также, что редакция «Речи» полагала нужным участвовать в создании культа уникального вождя, хотя большинство кадетских лидеров не были поклонниками персоны Керенского (это открыто проявилось уже в середине июля).Между тем не только для левых социалистов, но и для некоторых пацифистов именно военный министр становился олицетворением ненавистной войны. Художник К. А. Сомов 27 июня сделал дневниковую запись, характеризующую настроения его друзей – А. Н. Бенуа, художника, историка искусства и художественного критика, и С. П. Яремича, художника и искусствоведа: «Завтрак у Шуры. Я и потом Яремич. Оба они с пеной у рта о войне. Ругали Керенского и всех»[1148]
.В то же время новая ситуация, сложившаяся в связи с наступлением на фронте, существенно повышала политический статус военного министра. Показательна резолюция 4-го казачьего Донского полка, опубликованная в главной партийной газете меньшевиков: «…во главе нас, военных, стал испытанный борец за дело народа, А. Ф. Керенский… мы горячо приветствуем нашего вождя, великого народного борца, строителя великой России на новых, демократических началах, вдохновителя и собирателя армии, министра Керенского и шлем ему наше могучее казачье “ура”»[1149]
.Как видим, казаки именовали Керенского не только своим «вождем», но и «строителем великой России на новых, демократических началах», тем самым указывая на его исключительную роль, на его первенство по сравнению с другими деятелями Февраля, лидерами Советов и членами Временного правительства. Интересно, что умеренные социалисты – которые не без опасения наблюдали в это время за политизацией казаков, подозревая их в симпатиях к консервативным силам, – все-таки опубликовали такую резолюцию. Видимо, демократическая риторика, оформлявшая почтительное отношение к «вождю», делала данный текст приемлемым и для меньшевиков.
Об укреплении особого статуса Керенского говорил на Всероссийской конференции военных организаций большевиков и Н. В. Крыленко, который утверждал, что в сложившейся ситуации «революция облекает полнотой власти одно лицо (Керенского)»[1150]
. Об этом открыто заявляли и некоторые большевистские издания. «Правда гренадерская», выпускавшаяся на Юго-Западном фронте, писала о первом составе Временного правительства как о «гучковском и милюковском», а коалиционное правительство именовала правительством «капиталиста Керенского»[1151]. Интересно, что не министр-председатель князь Г. Е. Львов олицетворял для радикально настроенных фронтовиков ненавистную власть, а именно военный министр – тот, кто воспринимался ими как «сильный человек» в правительстве.