«Товарищ Керенский»

Негативные образы Керенского играли немалую роль в политической мобилизации противников Временного правительства в канун Июльского кризиса, когда в столице стали распространяться вести о провале наступления на Юго-Западном фронте. Накануне событий, 1 июля, большой митинг состоялся в запасном батальоне гвардейского Гренадерского полка. К собравшимся обратились делегаты, которые прибыли из действующей армии, – они рассказали об аресте Дзевалтовского и других гренадеров. В результате была принята резолюция: «Выражаем полное недоверие Временному правительству, министру Керенскому и партиям, его поддерживающим»[1158]. 2 июля и митинг солдат 1-го пулеметного полка выразил протест «против политики грубейшего насилия Временного правительства и военного министра Керенского над революционными войсками, воскрешающей старые приемы Николая Кровавого»[1159].

Большевики в это время и на заседаниях Петроградского Совета, и на митингах нападали на Керенского[1160]. Лозунги, направленные против военного министра, использовались и во время демонстрации. Два унтер-офицера запасного батальона гвардейского Московского полка несли плакат «Долой Керенского и с ним наступление». Правда, через некоторое время унтер-офицеры исчезли, а оставшиеся в строю демонстранты уничтожили плакат по просьбе одного из офицеров[1161]. Передавали, что некоторые солдаты вышли в Июльские дни на улицы столицы с лозунгом «Первая пуля – Керенскому!»[1162]. Какая-то группа радикально настроенных солдат пыталась арестовать военного министра, уезжавшего на фронт, но они опоздали: поезд Керенского уже отправился в путь. Некоторые газетные сообщения соединяли два этих эпизода: «Пулеметчики примчались 4-го июля на Варшавский вокзал для поимки военного министра, с флагом, на котором была надпись: “Первая пуля Керенскому”»[1163].

На уличных митингах большевики продолжали «разносить» Керенского, иногда, правда, эсеровским ораторам удавалось произносить речи в защиту своего товарища по партии[1164]. Порой своеобразный «уличный большевизм» мог смыкаться с «уличным антисемитизмом». Так, в центре Петрограда был задержан и доставлен в комиссариат милиции некий рабочий, возбуждавший толпу против Керенского. Оратор утверждал в качестве хорошо ему известного факта, что военный министр – крещеный еврей[1165]. Противники большевиков, публикуя подобные сообщения, стремились дискредитировать «ленинцев» как союзников антисемитов, поэтому уделяли подобному эпизоду особое – скорее всего, преувеличенное – внимание. Впрочем, мы уже видели, что иногда «Правда» и черносотенная «Гроза» атаковали Керенского в одно и то же время и по одному и тому же поводу, хотя риторика их при этом весьма различалась[1166].

Критику в адрес Керенского, сочетавшую в себе и антитыловую, и антисемитскую, и антибуржуазную темы, можно встретить и в письме солдата-фронтовика, посланном в начале июля комиссару 7-й армии: «…предатель есть не солдат, а, наоборот, предателем мы, окопные солдаты и офицерство, считаем вас, тыловиков, т. е. комиссаров, буржуев и Керенского, так как и он происходит из буржуев и, как видно по фамилии, то и еврейского вероисповедания… сделаем то, что бросим окопы и пойдем на Петроград душить такую сволочь, как вы, и первая пуля принадлежит Керенскому»[1167]. В отличие от многих других солдатских писем той поры, в этом тексте отсутствует антиофицерская тема – автор выступает от имени всех фронтовиков, желая смерти военному министру, олицетворяющему собой воинственный, крикливый тыл и его разнообразных представителей.

И в других городах острые дискуссии о Керенском были важной частью Июльских событий. Например, в Москве, по сообщениям газет, некий оратор даже призывал своих слушателей к убийству военного министра, за что едва не был растерзан толпой[1168]. Если для одних Керенский продолжал оставаться уникальным лидером-спасителем, то другие считали, что только путем физического устранения военного министра можно спасти родину.

Во второй половине июня 1917 года популярность Керенского, вдохновителя и участника наступления, достигла своего пика. Это проявлялось не только в том, что его образ оказался в центре манифестаций, приветствовавших наступление, но и в особом эмоциональном напряжении, стоявшем за прославлением военного министра, а также в новых формах этого прославления.

Для командования и самого Керенского уже в конце июня становилось ясным, что войска не выполняют поставленных перед ними боевых задач. Однако в тылу многие продолжали верить в успех операции, старались поддержать армию или (и) стремились использовать в своих целях политический ресурс наступления.