И Керенский вновь и вновь оказывался в центре горячих дискуссий, которые велись и на различных собраниях, и на улицах городов. «На Знаменской площади спорят о наступлении, о Керенском, спорят страстно, не стесняясь резкого жеста, бранного слова», – сообщала газета меньшевиков[1152]
. Порой в этих спорах звучали и угрозы в адрес Керенского. Газета интернационалистов «Новая жизнь» опубликовала два письма из действующей армии, содержание которых ужаснуло многих современников. Показательно, что данные тексты были одновременно перепечатаны сразу в нескольких изданиях. Одно письмо было послано от имени роты сибирских стрелков, требовавших освобождения из-под ареста члена редакционной коллегии газеты «Окопная правда», поручика П. Ф. Хаустова (в газете в это время преобладало большевистское влияние, сам же Хаустов был эсером-максималистом). Стрелки угрожали военному министру:В случае невыполнения нашей резолюции мы будем в Петрограде в составе трех человек от роты, мы примем решительные меры с Вами, г. Керенский, вооруженной силой, где Вы будете убиты как прежняя, не насытившаяся еще кровью собака. Ты изменник нашей свободы, ты хочешь быть властителем России, но нет, ты быть [им] не можешь, у тебя голова не с того конца затесана. Долой тебя, Керенский, издатель железной дисциплины, ты хочешь опять все поставить, как было раньше. Уходи с поста, пока еще не поздно, а нам, трем человекам, и смерть за свободу в борьбе будет прекрасна. Долой, Керенский! Долой, Керенский! Да здравствуют крестьянские и солдатские депутаты! Долой все Временное правительство, которое состоит из буржуев проклятых! Долой, уходи, пока не поздно. Долой паршивую скотинку! Долой! Долой! Долой расформировщика полков, Керенского.
Второе письмо было адресовано Керенскому же и верховному главнокомандующему генералу Брусилову: «Вы просили нас, чтобы мы наступали на германцев. Нет, мы на германца наступать не будем, а будем наступать в скором времени на русских буржуев, мы их всех переколем на штыках и вместе заколем ген. Брусилова, Керенского заколем. Ожидайте смерти, Керенский и Брусилов». Газета эсеров, также опубликовавшая эти письма, указывала, что «дикие выходки», отражающие «малую культурность массы», спровоцированы радикальными лозунгами большевиков[1153]
. И редакции других изданий, полагая, что публикация ужаснет читателя, стремились использовать резонансный источник для дискредитации Ленина и его сторонников[1154]. Большевистский же автор, не выражая прямого одобрения составителям этих писем, утверждал, что сама политика наступления, которую проводит Керенский, вызывает озлобление фронтовиков: «Нет лучших агитаторов против вашей политики, господа, чем вы сами. При чем тут “ленинцы”, когда сами “камни вопиют” против вас»[1155]. Надо отметить, что участники обсуждения писем не ставили под сомнение сам факт подобных угроз в адрес военного министра и верховного главнокомандующего – мысль, что подобное письмо может быть сфабрикованным, в комментариях не звучала[1156]. Публицистов, различных по своим взглядам, могла ужасать свирепость этих текстов, но все они допускали, что некоторые фронтовики действительно столь сильно ненавидят вдохновителя наступления, что угрожают ему смертью.Неудивительно, что Керенского часто вспоминали люди разных взглядов во время Июльского кризиса. События 3–4 июля в Петрограде историки описывали по-разному. Одни считали их неудачным путчем, организованным большевиками, а другие делали упор на стихийном характере движения, к которому большевики вынуждены были присоединиться, чтобы не потерять поддержку своих сторонников. Вряд ли можно говорить, что все действия демонстрантов были спонтанными, хотя некоторые группы явно ориентировались на собственную инициативу[1157]
. В то же время нельзя говорить и о каком-либо едином руководстве движением: как уже отмечалось, позиции различных структур внутри большевистской партии существенно различались, к тому же в событиях приняли активное участие анархисты и беспартийные активисты.