«Товарищ Керенский»

Между тем появление и развитие образов Керенского сложно представить без общего контекста массового потребления революционной символики в 1917 году. Уже в дни Февраля оборотистые уличные торговцы стали продавать красные банты – их охотно покупали участники антиправительственных демонстраций. Затем «спрос на революцию» привел к появлению всевозможных революционных товаров и услуг, которые стремительно политизирующиеся граждане новой России спешили приобрести[1176]. Они готовы были тратить время и деньги на то, чтобы участвовать в революционной политике, они покупали билеты на митинги-концерты и на кинематографические сеансы, в ходе которых демонстрировались кинохроника и фильмы, обличавшие «старый режим» и прославлявшие «борцов за свободу». Они готовы были тратить деньги на песенники со словами революционных гимнов, они приобретали граммофонные пластинки, на которых эти гимны звучали в исполнении известных оркестров и певцов, они посылали своим близким в дни семейных торжеств и государственных праздников почтовые открытки с портретами революционных вождей, они гордо носили значки с революционной символикой, они лихорадочно скупали любые брошюры, в которых упоминалась революция… Этот динамично развивающийся рынок нельзя было представить без политических партий и общественных организаций, для которых такого рода деятельность являлась и важной частью их политической агитации, и инструментом самофинансирования. Но этот рынок нельзя было представить и без лихорадочной активности энергичных предпринимателей, которые, стремясь заработать, удовлетворяли, а иногда и провоцировали спрос со стороны революционного потребителя. Порой логика динамики рынка ограничивала перспективу капиталистического развития страны: почувствовав антибуржуазные, «антибуржуйские» настроения, распространявшиеся в разных слоях общества, оборотистые дельцы приступали к изданию брошюр и открыток, критикующих капитализм, обличающих «буржуазию» и прославляющих социализм[1177].

Фигура столь популярного политика, как Керенский, не могла не использоваться: сотни тысяч людей желали видеть и слышать его, знать о нем и его выступлениях, стремились отождествлять себя с ним – этот спрос следовало быстро удовлетворить. Политические партии, конкурирующие друг с другом, предлагали разные образы Керенского, соответствующие их партийным задачам, а предприниматели предлагали образы вождя, востребованные разными сегментами потребителей. Рынок был индикатором известности и востребованности политиков, и он же нередко содействовал новому витку развития их популярности.

Объявление об участии Керенского в митинге-концерте, как уже отмечалось, было лучшим приемом для привлечения покупателей билетов, чему способствовали ораторские таланты министра и разработанный образ «художника-политика». Упоминавшийся выше знаменитый митинг-концерт в московском Большом театре выделялся своими масштабами и успехом, однако интерес публики к нему был подогрет вестями о более ранних ораторских триумфах министра на представлениях такого рода.

Спросом пользовались и разнообразные портреты Керенского. Весной 1917 года князь В. А. Друцкой-Соколинский, бывший вплоть до падения монархии минским губернатором, посетил петроградскую квартиру Н. Н. Опочинина, уездного предводителя дворянства из Смоленской губернии, члена Государственной думы. Дочери хозяина дома оказались горячими поклонницами Керенского, что отражалось и в убранстве квартиры: «В столовой меня поразили многочисленные портреты Керенского на стенах. Наглая, бритая, дегенеративного вида физиономия смотрела со всех сторон», – вспоминал мемуарист[1178]. В своих мемуарах Друцкой-Соколинский предстает убежденным монархистом, поэтому от него не следует ждать ни объективной характеристики Керенского, ни взвешенной оценки поклонников и поклонниц министра. Однако в некоторых отношениях его воспоминания подтверждаются и другими источниками.