Переписка окружения Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус дает представление об особом случае использования политических портретов в 1917 году. Тридцатисемилетняя сестра писательницы, скульптор Н. Н. Гиппиус, 14 мая писала Д. В. Философову, что она выражает символическую солидарность с либеральными и консервативными политиками, потерпевшими поражение в дни Апрельского кризиса: «Я нежной любовью люблю Родзянко, Шульгина, Милюкова. Все они висят у меня на стене. Милюков и Гучков висят под божьей полочкой, обрамленные национальной рамкой, украшенные, Гучков – национальным бантом, Милюков – союзными флагами. Повесила после их выгона, в пику всем. Шульгина тоже обрамила национальной ленточкой с бантом, пусть люди знают»[1179]
. Однако Июньское наступление российской армии привело к расширению группы политиков, которым выражала особую поддержку Н. Н. Гиппиус: в ее личный пантеон государственных деятелей новой России был включен и Керенский. Сорокалетняя художница Т. Н. Гиппиус, и ранее симпатизировавшая военному министру, с удовлетворением писала 30 июня о действиях своей сестры: «Керенский удостоился у Наты теперь почетного места вместе с Гучковым и Милюковым, весь в национальных лентах висит, под военной свечкой»[1180].В действиях глубоко верующей Н. Н. Гиппиус отразились особенности ее специфического религиозно-политического сознания, проявлявшегося в сакрализации государственных деятелей. Но, похоже, ее действия также свидетельствовали о распространенной политической динамике во взглядах людей, имевших либерально-консервативные убеждения и становившихся поклонниками Керенского в связи с наступлением, которое он олицетворял. Она создавала свою домашнюю галерею вождей, символизировавшую идеальный патриотический единый фронт: Шульгин, Гучков, Милюков, Керенский. Ее, по-видимому, не беспокоило, что в политических условиях июня 1917 года соответствующая политическая коалиция сил, олицетворяемых этими политиками, никак не могла быть создана, но о патриотическом едином фронте от Шульгина до Керенского мечтала не только она. Показательно также, что портрет Керенского был украшен национальными лентами белого, синего и красного цветов – военный министр в данном случае воспринимался не как революционный, а как национальный лидер. Портреты Керенского стали знаком политизации частного пространства, украсив комнаты граждан и гражданок новой России.
О вторжении политики в частную жизнь свидетельствовало и значительное распространение почтовых открыток с изображением А. Ф. Керенского. В современном каталоге большой частной коллекции указаны шесть почтовых карточек, на которых изображены все члены Временного правительства первого состава, включая, разумеется, и Керенского, и девять серий, где на каждой открытке – один из министров этого кабинета[1181]
. Показательно, однако, что в данном каталоге почтовых карточек отсутствуют серии, посвященные членам коалиционного правительства, созданного в мае, и сменившим его кабинетам, – можно предположить, что в это время интерес к портретам большинства министров уже стал падать. Между тем Керенский продолжал привлекать внимание производителей почтовых карточек и, надо полагать, их покупателей: в каталог включено двенадцать открыток с его изображениями, и это не считая тех почтовых карточек, которые были частью упомянутых серий. Ни один другой министр Временного правительства, никакой другой известный деятель Февраля не удостаивался такого внимания производителей почтовых карточек[1182]. При этом не менее семи открыток с изображением Керенского были выпущены уже после того, как он стал военным и морским министром[1183]. Можно предположить, что спрос на его изображения в это время только возрос. Некоторые почтовые карточки издавались кустарным образом, нередко на основе снимков, сделанных местными фотографами, а это также служит доказательством востребованности портретов Керенского.Издательство Марии Снопковой, связанное с партией социалистов-революционеров, в июне выпустило серию открытых писем «Галерея портретов деятелей революции», на которых были изображены С. Балмашев, Е. Брешко-Брешковская, Г. Гершуни, И. Каляев, А. Керенский, Н. Михайловский, Е. Созонов и В. Фигнер[1184]
. Военный министр единственный из важных деятелей 1917 года включался в пантеон ветеранов освободительного движения, героев и мыслителей, важных для сознания народников и социалистов-революционеров (показательно, например, отсутствие в этом ряду виднейшего лидера эсеров, В. Чернова).