«Товарищ Керенский»

Статус важного политического символа признавали за Керенским и другие критики его курса. Буквально в то же время, 20 августа, З. Г. Френкель заявил на заседании ЦК конституционно-демократической партии: «Если на слишком близком расстоянии Керенский кажется ничтожным, то за пределами тесного круга он является символом государственной власти, и это надо учитывать, не переоценивая личных впечатлений»[1215]. Представители политической элиты, видевшие Керенского «вблизи», считали, что знают ему подлинную цену, и больше не обманывались, определяя масштаб его возможностей. Однако к тому времени репутация революционного министра уже становилась самостоятельным фактором огромного значения: игнорировать этот персонифицированный государственный символ при выработке нового политического курса было недальновидно. Политические силы, поддерживавшие наступление, оказались заложниками тех образов Керенского, которые сами же и создавали в мае – июне, что заставляло их ограничивать свою критику главы Временного правительства и впоследствии.

Летом 1917 года в одном из ведущих российских журналов было опубликовано стихотворение Лидии Лесной (псевдоним Л. О. Шперлинг) «А. Ф. Керенскому», в котором министр представлен как вождь, герой, мудрый законодатель, гений, создающий новый мир:

                        Но в красных дымах искрятся лампады
                        Неумирающей, нетленной чистоты.
                        Возжег их ты, герой, орлиным взглядом,
                        Ты, вдохновением венчанный, – ты!
                        Земные, мы в огнях земли сгорали,
                        Ты – прометеев нам огонь принес,
                        И мы над тихой былью пасторали
                        Не льем напрасных слез.
                        И на обломках каменных балконов,
                        Минуя тени пыльных книг,
                        Мы учимся любить твои законы,
                        Которые, – сквозь тополи и клены, —
                        В мирах иных твой мудрый дух постиг.
                        Герой и вождь! России светлый гений!
                        За жизнь и мир иди на смертный бой,
                        Иди, великий, радостный, весенний, —
                        Мы – с тобой![1216]

Схожие образы – вождя, гения, мудрого кормчего – можно найти и в стихотворении простого солдата, обращавшегося к Керенскому:

                             В годину бед, в годину славы,
                             Среди и бурь, и непогод
                             Твой ясный гений златоглавый
                             Хранил незыблемость свобод.
                             Ты по волнам корабль свободы
                             На рейд спасенья смело вел
                             И строил новой жизни своды —
                             Революционный ореол.
                             Утихнет шторм, замолкнет море,
                             Повсюду будет тишь да гладь…
                             Тому, кто снял с страдальцев горе,
                             Народ сумеет долг воздать[1217]

.

Скандал вокруг спектакля «Сон министра», упомянутый в начале этого раздела, знаменателен в нескольких отношениях.

Важные образы и риторические приемы, оформлявшие харизму Керенского, были созданы и растиражированы во время разнообразных политических конфликтов, сопровождавших пропагандистскую подготовку Июньского наступления. Даже тогда, когда операция провалилась, многие продолжали воспринимать военного министра как вождя победоносной революционной армии.

В то же время в глазах многих противников наступления, сторонников разных политических взглядов, именно деятельность Керенского лишала его статуса настоящего вождя революции. Тем не менее любые попытки делигитимации (и десакрализации) военного министра побуждали его сторонников создавать новые образы и тексты, его прославляющие.

Вести о поражениях на Юго-Западном фронте поставили естественные ограничения на пути развития образа вождя-победителя и его применения, однако не исключали его использования полностью: Керенский некоторыми его сторонниками описывался как победитель «внутреннего врага», лишившего русского солдата заслуженной им победы. Политическое поражение большевиков и их союзников в Июльские дни изображалось как реванш за военные победы союза, во главе которого стояла Германия. И вполне применимы в новых политических обстоятельствах были образы «героя» и уникального «вождя-спасителя», разработанные после революции, в особенности в мае и июне, когда Керенский стал военным министром и начал готовить наступление. Решающей же фазой в создании культа вождя стали последние недели июня, когда в условиях Июньского политического кризиса, прерванного наступлением, состоялись массовые патриотические манифестации, в центре которых оказалась фигура Керенского.