Дверь закрылась за ним с едва слышным щелчком – в любой ситуации Джеймс оставался джентльменом. Тщательно избегая встречаться с кем-либо взглядом, Джорджия произнесла:
– Я приготовлю ванну для Берди.
Она взбежала вверх по лестнице, и через несколько секунд они услышали, как в трубах старого дома зашумела вода.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала Кэролайн. Она подошла к Мейси и отдала ей чашку. – Пожалуйста, передайте ее Джорджии. Не уверена, кому она больше принадлежит. – Понизив голос, она добавила: – И Джеймсу это даст повод ей позвонить.
Она улыбнулась, сказала всем «до свидания» и вышла вслед за братом.
– Ты позволишь ей вот так уехать? – тихо спросил Лайл.
Мейси вскинула подбородок, рассердившись на то, что его слова повторяют ее собственные мысли.
– Джорджия достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения.
Его разочарованный взгляд ранил сильнее, чем любые жестокие слова. Лайл взял со стола шляпу и надел ее на голову.
– А ты достаточно взрослая, чтобы знать, как поступить правильно. – Он открыл дверь. – Пожалуйста, передай дедушке, что Рики нужно будет задать ему несколько вопросов. Например, о том, какие именно города Франции он посетил во время своей поездки. И с кем он там мог познакомиться. Мы хотим выяснить, кто отправил открытку из Апалачиколы в маленький городок на юге Франции, и кроме Неда, у нас не так много кандидатов.
– Обязательно передам.
Лайл помедлил на освещенном лампой крыльце, и Мейси едва удержалась, чтобы не попросить его остаться.
– Спокойной ночи, Мейси.
– Спокойной ночи, – сказала она, спеша захлопнуть за ним дверь, чтобы не передумать.
Она прошла по всему дому, выключая свет, оставив лишь светильник в прихожей, чтобы Джорджия могла найти дорогу к выходу. Шум бегущей воды прекратился как раз в тот момент, когда Мейси проходила мимо дедушкиной комнаты. Отчетливый шепот заставил ее остановиться. Голос Берди – Мейси была в этом уверена. А затем дедушка попытался ответить, и в потоке неразборчивых звуков она услышала четкое слово: «Прости».
Глава 33
«Царица-пчела способна жалить снова и снова, но она редко покидает свой улей и обычно использует жало только против соперницы».
Я уехала из Апалачиколы так же, как и десять лет назад – не прощаясь и не оглядываясь. Научилась у Берди. Она всегда так делала, оставляя нас с Мейси одних. Я утешала нас обеих, твердя, что мама поступает так, потому что прощание причиняет боль. По крайней мере, в моем случае это было правдой.
Кэролайн позвонила мне сообщить, что они с Джеймсом забронировали ранний рейс и уехали в аэропорт Панама-Сити еще до рассвета. Я испытывала в равной степени и обиду, и облегчение и, складывая в сумку лиможские каталоги, гадала, откуда взялось ощущение пустоты, когда я оглядываюсь через плечо, ожидая увидеть Джеймса. Это нервировало, и я заставляла себя отвлекаться, концентрируясь на упаковке вещей.
Последний вечер я провела дома, за коротким и молчаливым ужином с дедом, Берди, Мейси и Бекки. В углу столовой все еще лежали бумаги, которые мы достали из буфета: фотографии, семейные документы – собранные в аккуратные пачки воспоминания, которые безмолвствуют до тех пор, пока их не откроешь. Этот угол постоянно привлекал мое внимание, какая-то смутная мысль не давала мне покоя, словно капли из плохо закрытого крана. Неуловимая мысль наверняка всплывет в моем сознании позже, внезапная, как пуля из ружья.
Я пожелала дедушке и Берди доброй ночи, но не сказала им «прощай». Это стало бы признанием моего поражения. Того, что я опять сбегаю, ничего не изменив. Берди хранила молчание; ее глаза метались из стороны в сторону, будто следуя за мыслями в голове, и тем не менее поведение матери казалось более осознанным, чем раньше. Теперь я знала, что она может говорить: Мейси сказала мне, что она подслушала, как мать шепталась с дедушкой. Мне хотелось подойти к ней и заставить заговорить. Объяснить нам, за что дедушка просил у нее прощения.
Когда я встала, дедушка взял меня за руку, будто знал, что я прощаюсь. Он смотрел на меня печальными глазами, словно готовился сказать что-то важное. Я схватила блокнот, с помощью которого он с нами общался, положила его на колени и дала ему в руку карандаш.
Терпеливо ждала, слушая шуршание карандаша по бумаге.
Я прочитала вслух.
– То есть задрапировать черной тканью? Но ни один пчеловод в округе не умер, дедушка. А ты поправляешься. Не волнуйся, хорошо?