Я взглянула на луну, пытаясь припомнить что-нибудь еще.
Руки задрожали, и я крепче сжала чашку в руках. Губы хотели выдать одну, последнюю тайну, но сердце этому решительно противилось.
Позади меня коротко взвизгнула сирена. Я обернулась. Лайл вышел из джипа и подошел ко мне.
– Берди? Ты в порядке? Мейси ужасно беспокоится.
Я спрятала чашку в складках ночной рубашки, еще не готовая делиться ею ни с кем. Слова не давались, поэтому я стала напевать мелодию из прошлого, мелодию песни со словами на иностранном языке, который я помнила, но не знала.
Лайл усадил меня на переднее сиденье рядом с собой и повез домой. Я очень устала, будто прошагала многие мили, и когда закрыла глаза, увидела яркие фиолетовые поля лаванды.
Глава 32
«Маркиз де Сад писал: все, все есть воровство, все – непрерывная и беспощадная конкуренция в природе; желание захватить чужое имущество есть наивысшая и самая законная страсть из всех, какими нас наделила природа, и, без сомнения, самая из них благоугодная.
Хороший пчеловод никогда не возьмет больше меда, чем пчела может отдать, и это нельзя назвать воровством. Честный пчеловод оставит пчеле то, чем она кормит свой улей, а если пчеловод становится алчным – жало пчелы наготове».
Джорджия подъехала к дому как раз в тот момент, когда Лайл выходил из джипа вместе с Берди. Это напомнило Мейси о тех временах, когда Берди уезжала, и они с Джорджией каждый день сидели в башне, в спальне матери, дожидаясь ее возвращения. Разумеется, сидеть в ее спальне было незачем. Берди не приплыла бы на лодке к берегу залива. Джорджия это знала, однако убеждала Мейси, что Берди уже на горизонте, пытается найти путь домой. Пока Мейси была маленькой, эта ложь помогала ей засыпать по ночам.
Подол ночной рубашки Берди потемнел от грязи, ее маленькие босые ступни посерели от пыли. Она напевала, входя в прихожую, и глаза у нее были удивительно ясные. Она держала в руке какой-то предмет, пряча его в складках своей рубашки.
– Где ты ее нашел? – спросила Мейси.
– Примерно в квартале от дома Марлен. Есть идеи, почему она захотела туда пойти?
– Понятия не имею. Раньше она никогда не уходила из дома. Надеюсь, это в первый и последний раз.
– Может, нам надо показать ее другому доктору? – тихо предложила Джорджия.
Слишком усталая, чтобы задавать вопросы, Мейси сказала:
– Уже почти десять. Я иду наверх, приготовлю ей ванну, а потом уложу спать. Тебе незачем тут оставаться, Джорджия. Идем, Берди.
Она подошла чтобы взять мать за руку, но та развернулась и быстро прошла в комнату деда.
Мейси и Джорджия вошли следом за ней. Нед не спал. Сидел в кресле у окна, глядя на пасеку, точно так же, как и утром, когда Флоренс привезла обратно его любимые ульи. Наблюдая, как ее команда разгружала грузовик, дед взволнованно бормотал что-то неразборчивое, если они оказывались слишком близко к двум ульям, оставленным на месте.
Берди бросила что-то дедушке на колени. Тот опустил голову, разглядывая предмет. Его кустистые брови сошлись над переносицей. Джорджия шагнула вперед и тут же остановилась, прижав ладонь ко рту.
Мейси подошла – и увидела суповую чашку. Ее изящные изгибы и ручки в точности такие, как описала их Джорджия, желто-черные пчелки в полете, такие яркие, будто их нарисовали только вчера.
– Та самая? – спросила Мейси.
Джорджия кивнула и, не отнимая руки от рта, проговорила:
– Откуда она взялась?
Мейси обошла Джорджию, чтобы встать рядом с креслом.
– Дедушка, ты ее узнаешь?
Он смотрел на чашку невидящим взглядом, однако Мейси заметила, как его пальцы стиснули подлокотники кресла, как заходили желваки на скулах.
– Дедушка… ты знаешь, откуда она?
Он поднял голову. Что-то в его глазах сказало Мейси, что он
Джорджия наклонилась и взяла чашку, затем очень медленно перевернула ее в руках, чтобы проверить клеймо на дне.
– В точности такая же, как суповая чашка из сервиза бабушки Джеймса. Должно быть, это и есть пропавшая чашка.
Мейси уже печатала что-то в своем телефоне.
– Что ты делаешь? – спросила Джорджия.
– Пишу Джеймсу. Они с Кэролайн захотят увидеть чашку своими глазами. И я сама хочу посмотреть на фотографию сервиза их бабушки.