Траектория полета

– Мы думали, ты умер. Пять долгих лет мы пытались тебя найти. Посылали письма во все учреждения, которые могли бы помочь в поисках. Даже отправили одно президенту. Нигде не было сведений о твоей смерти, но не было сведений и о том, что ты жив.

Отец замолчал, и в комнате стало тихо, точно в гробнице. Мы услышали жужжание заблудившейся пчелы, бившейся о стекло двери.

Я пыталась встать, но Джордж потянул меня обратно.

– Пожалуйста… – сказала я, глядя через стол на родителей, которые не хотели встречаться со мной глазами. – Пожалуйста, объясните мне, что происходит…

Отец поднял руку, прося меня помолчать. Он наклонился к мистеру Мутону:

– Я не смог дать жене детей, которых мы так хотели. И когда у нас появилась дочь, мы отдали ей всю нашу нерастраченную любовь, всю нашу заботу. У тебя же ничего нет – ни жены, ни дома. Плохое здоровье. Было бы неправильно увезти ее от всего, что она знает. От ее семьи. От друзей.

Он смотрел прямо на Джорджа.

Джордж вздрогнул, как будто понял что-то, что я не вполне улавливала. В моей голове вдруг возникла картинка – пчелы и лавандовое поле, и я бегу так быстро, как только могу, боясь обернуться и узнать, кто за мной гонится.

Мама говорила, что я всегда была такой. Когда меня что-то расстраивало или когда я чего-то не понимала, я скрывалась в своем воображаемом мире, где все происходило так, как я того хотела, и реальный мир ускользал от меня, точно пыль. Я так давно это делаю, что даже не помню, когда начала. Перестала пытаться вспомнить, потому что всякий раз, когда я об этом думаю, мое сердце болит, будто его ужалила сотня пчел.

Гость слушал отца внимательно и серьезно и, выждав мгновение, чтобы убедиться, что тот все сказал, заговорил сам.

– Чайник все еще у тебя? Аделина сказала мне, что велела тебе его сберечь. На всякий случай, если чайника больше нет, Аделина дала мне чашку, чтобы я показал ее своей маленькой девочке. Чтобы я мог узнать, помнит ли она. Этот фарфор – ее история. История трех поколений ее семьи в большом имении. Это все, что ей нужно. И еще отец, который любит ее. Мы справимся. Мы сильные. Ведь я сумел выжить, да?

– Значит, ты не станешь слушать никаких аргументов? – Голос папы был сдавленным, будто у него в горле что-то застряло, мешая говорить.

– Какие нужны аргументы, кроме тех, что отец любит свою дочь и работал десять лет только ради того, чтобы сдержать данное ей обещание?

Я вернусь к тебе, обещаю. Сколько бы времени ни прошло. Он говорил мне эти слова очень давно. Или вновь разыгралось мое воображение?

У отца затряслись губы. Джордж встал рядом со мной и положил руку на мое плечо, словно хотел показать, что не даст меня в обиду. Ему только тринадцать, но у него широкие плечи и мускулистые руки.

– Кто вы, мистер Мутон? – тихо спросила я.

Он перегнулся через стол и взял мою руку в свою.

– Ты же знаешь, правда? Ты помнишь.

Я смотрела в его карие глаза и видела лавандовое поле. Чувствовала сладость меда. Он что-то говорил про чайник. Мне казалось, я помнила тот чайник. На нем такой же узор, как на чашке, которую он мне дал. Что-то связанное с пчелами и чемоданом. И моим горем из-за того, что кто-то от меня уходит.

Гость, наверное, увидел по моему лицу, что я что-то вспомнила, и сел с удовлетворенной улыбкой.

– Она помнит. Она знает, кто она.

Его слова вернули меня в реальность, к двум людям, которых я любила больше всего на свете.

– Я – Берди Бладворт! – крикнула я, и из моих глаз хлынули сердитые слезы. – Кто вы?

Джордж обнял меня, притянул к себе, и я прижалась лицом к его плечу.

– Пожалуйста, – проговорил отец тоном, которого я никогда раньше у него не слышала. – Прошу тебя. Ради моей жены. Ради нашего ребенка. Пожалуйста, передумай. Поступи правильно.

– Передумать? И что такое правильно? – Гость сипло закашлялся. – Все, о чем я прошу, это и есть правильно.

– Но моя жена… – Он замолчал и посмотрел на маму, но та его, казалось, не слышала. Она смотрела на пчелу, ползущую по столу в поисках выхода.

– Ее дочь – все для нее. Все ее надежды и мечты – в этом единственном ребенке. Мы с женой заботимся о ней и любим. Она ни в чем не нуждается.

– И моя дочь – все, что у меня осталось в мире. Она – вся любовь, которая у меня осталась. Это трудно и вам, и мне. Но это правильно.

Он согнулся пополам в приступе кашля. Я ощутила странный запах – запах мокрого железа. Мама смотрела на то, как он кашляет, как отнял ото рта грязный носовой платок, запятнанный алой кровью. Я увидела складки у ее губ и глаз, каких прежде не видела. Они так и не разгладились потом до самой ее смерти.

Вспоминая о том дне и разговоре на кухне, я и не заметила, как прошла несколько кварталов от дома – в ночной рубашке и с суповой чашкой в руках. Марлен. Да, мне нужно увидеть Марлен. Сказать ей, что я помню имя незнакомца. Мистер Мутон.