Траектория полета

В ответ раздался стон. Мы с Мейси опасливо приблизились, вглядываясь во тьму. Берди лежала на боку, на кирпичном полу, покрытом зеленой слизью. Ее глаза были открыты, грудь поднималась и опускалась. Правая нога согнулась под неестественным углом.

– Вы пришли, – проговорила она с удивлением в голосе, будто не ожидала. Облегчение, что мы нашли их обеих, заслонило собой удивление от того, что Берди заговорила впервые за много лет.

– Осторожно, – предостерег Лайл, медленно опускаясь в люк. – Здесь около полутора метров высоты. Думаю, она сломала ногу.

Подойдя к Берди, он прощупал ее пульс, затем осмотрел ногу.

– Ты так напугала нас, Берди, – произнес он. – Мейси, вы с Бекки отойдите подальше. Я вызову помощь. Берди нельзя перемещать, пока «Скорая» не приедет. Джорджия, можешь спуститься сюда и подождать вместе с ней?

Я кивнула. Лайл помог мне спуститься и отдал фонарик, и я села на сырые кирпичи рядом с матерью. С удивлением обнаружила, что плачу. Словно в тот момент я поняла, как мы были близки к тому, чтобы оставить все невысказанным. Наверное, в глубине души я надеялась, что у нас еще есть время, чтобы заново переоценить прошлое. Но времени, конечно же, не было. Эти последние несколько месяцев научили меня тому, что время – туго натянутая бечева, а жизнь – острые, сверкающие ножницы.

– Мама, – проговорила я, беря ее за руку. Пальцы у Берди оказались холодные и влажные, она ответила мне легким пожатием. Я снова стала маленькой девочкой, и все было правильно в моем маленьком уголке мира.

– Ты нормально? – спросил Лайл. Я кивнула, и он отошел от люка. – Джеймс, я вызову «Скорую». Сможешь найти путь до главной дороги и проводить их сюда?

Джеймс, вероятно, что-то ответил, я услышала, как удаляются твердые шаги. Затем другое лицо возникло над нами, и, посветив вверх фонариком, я узнала сестру.

– Бекки в порядке, с ней Марлен. – Мейси смотрела на меня нерешительно, как будто ждала, что я велю ей убраться. – Не хочу оставлять тебя здесь одну с Берди.

Я с улыбкой кивнула. Мейси осторожно пролезла в люк, опустилась на пол и, сев по другую сторону от матери, взяла ее за вторую руку.

Берди, поморгав, снова открыла глаза. Я догадалась, что она испытывает страшную боль, и полузабытье, должно быть, приносит ей облегчение. Однако она словно боролась с ним, будто знала, что нам слишком многое надо сказать друг другу. Слишком много вопросов таилось в окружавшей нас темноте.

– Что это? – спросила Мейси.

Я посветила фонариком туда, куда она указывала. Вдоль стен громоздились пустые ящики и кучи сгнившей соломы, вероятно, остатки от эры сухого закона. Чуть ближе к нам лежала на боку маленькая пустая коробка; скотч, скреплявший ее, был разорван и валялся рядом комком. Я осмотрела стены, пытаясь не замечать паутины и молясь, что в свете фонарика не вспыхнет пара звериных глаз. Луч высветил что-то знакомое. Или нет, не совсем знакомое. Знакомым был только узор из пчелок, летящих в хороводе вокруг донышка.

– Мой чайник, – прошептала Берди, как будто находка отомкнула ее голос. Я даже вообразила, что слышу, как поворачивается ключик.

Я наклонилась к матери, откинула влажные волосы с ее лба.

– Как он сюда попал? – Я была уверена, что мы все трое понимаем: вопрос не о том, как лиможский чайник оказался на этом кирпичном полу.

– Я поднялась на чердак, – едва слышно зашептала Берди. – И вспомнила. Вспомнила все. – Она закрыла глаза, и на секунду мне показалось, что она потеряла сознание. Однако вскоре мама снова посмотрела на нас и прерывисто вздохнула. – Я – Колетт. Колетт Мутон.

Я встретилась взглядом с Мейси, вспоминая слова Джеймса. Иногда все, что нам нужно, чтобы простить наших родителей, – это понять их собственное детство. В тот момент, глядя на сестру, я поняла – мы подошли очень близко к тому, чтобы понять наконец истинное значение этих слов.

Мы сидели на сыром полу и ждали, когда Берди опять начнет говорить.

* * *

Когда я снова открыла мамин сундук, я увидела все с такой ясностью, словно замелькала цветная кинопленка, показывая мне одни и те же сцены снова и снова. Я в кухне с Джорджем, мамой и папой – и незнакомцем. Только на самом деле я знала, что он мне знаком.