Трагедия господина Морна

                       …и вот я спотыкался
в могильной тьме и шел, и шел… Внезапно
стена: толкнул — и оказался чудом
в пустынном переулке! Только выстрел
порой стучал и разрывался воздух
по шву… Я вспомнил, что живешь ты рядом,
и вот… к тебе… Но что же дальше делать?
Ведь оставаться у тебя — безумно!
Меня найдут! Ведь вся столица знает,
что с сумасшедшим Тременсом когда-то
ты дружен был и дочь его крестил!..

ДАНДИЛИО:

Она слаба: еще такой прогулки
не вынесет. А где же Тременс?

КЛИЯН:

                                              Бьется…
Не знаю, где… Он сам мне накануне
советовал, чтоб я к тебе мою
больную Эллу… но ведь тут опасно,
я обречен! Пойми, — я не умею,
я не умею умирать, и поздно —
не научусь, нет времени! За мною
сейчас придут!..

ДАНДИЛИО:

                      Беги один. Успеешь.
Дам бороду поддельную, очки{25}

…пойдешь себе.

КЛИЯН:

                     Ты думаешь?..

ДАНДИЛИО:

                                         А хочешь
есть у меня и маски, что носили
на масленицу в старину…

КЛИЯН:

                                   …Да, смейся!
Ты знаешь сам, что никогда не кину
моей бессильной Эллы… Вот где ужас —
не в смерти, нет, — а в том, что в кровь вселилось
какое-то рыдающее чувство,
смесь ревности неведомой и жажды
отверженной и нежности такой,
что все закаты перед нею — лужи
малярной краски, — вот какая нежность!
Никто не знал! Я — трус, гадюка, льстец,
но тут, — вот тут…

ДАНДИЛИО:

                          Друг, будет… успокойся…

КЛИЯН:

Любовь в ладони сжала сердце… держит…
не отпускает… Потяну — сожмет…
А смерть близка… но как мне оторваться
от своего же сердца? Я — не ящер,
не отращу…

ДАНДИЛИО:

               Ты бредишь, успокойся:
тут безопасно… Улица пустынна
и солнечна… Ты где же смерть приметил?
На корешках моих уснувших книг —
улыбка. И спокоен, как виденье,
мой попугай святой.

КЛИЯН:

                             От этой птицы
рябит в глазах… Пойми, сейчас нагрянут —
нет выхода!..

ДАНДИЛИО:

                  Опасности не чую:
слепая весть, повеявшая с юга,
что жив король, так опьянила души
неслыханною радостью, — столица
от казней так устала, — что, покончив
с безумцем главным, с Тременсом, едва ли
начнут искать сообщников его.

КЛИЯН:

Ты думаешь? Да, правда, светит солнце…
И выстрелы умолкли… Не открыть ли
окно, не посмотреть ли? А?

ДАНДИЛИО:

                                        К тому же
есть у меня одна вещица… хочешь,
я покажу? Вот тут, в футляре мягком…
Мой талисман… Вот, посмотри…

КЛИЯН:

                                              Корона!

ДАНДИЛИО:

Постой, уронишь…

КЛИЯН:

                          Слышишь?.. Боже… Кто-то…
По лестнице… А!

ДАНДИЛИО:

                         Говорил — уронишь!

Входит Тременс.

ТРЕМЕНС:

Гром золотой! Я тронут. Но напрасно
вы собрались меня короновать.
Поздравь, Клиян: обещано полцарства
за плешь мою!..

(К Дандилио.)

                      Скажи-ка, светлый старец,
как и когда тебе достался этот
кусок сверканья?

ДАНДИЛИО:

                         Продал за червонец
один из тех, кто некогда дворец
обыскивал.

ТРЕМЕНС:

                Так, так… Давай-ка. Впору.
Но я сейчас, признаться, предпочел бы
ночной колпак. Где Элла?

ДАНДИЛИО:

                                      Рядом. Спит.

ТРЕМЕНС: