Читаем Трагедия казачества. Война и судьбы-2 полностью

Вечером хозяйка приготовила ужин и пригласила меня с Колей. После ужина я вытащил из чемодана один пистолет с запасными патронами и одну ручную гранату, передал это хозяину и попросил сберечь для меня. Он согласился. Он и его жена успокаивали меня и говорили, что о выдаче большевикам не может быть и речи, что англичане никогда этого не сделают.

Я их поблагодарил и сказал: «Дай Бог».

Утром 28 мая мы попрощались с добрыми хозяевами и с вещами к 8 часам добрались к шоссе. На дороге уже стояла танкетка, дуло которой было направлено на шоссе.

Мы положили наши вещи сбоку дороги и ждали дядю Колю с его ЗИСом. На танкетке был также тяжелый пулемет. Около танкетки стояло два солдата и сержант. Сержант все время с кем-то переговаривался по радио. Черед 10 минут начали проходить мимо нас первые конные казачьи эскадроны. За каждым эскадроном шел обоз. Я сразу заметил первоклассных коней под казаками. Они были красавцы: горячие, чистые. Кони танцевали под казаками, я даже позавидовал им. У меня во время войны таких коней не было.

Мне бросились в глаза лица казаков, сидящих на этих конях. Это не были лица тех веселых, лихих и бодрых казаков. Это были лица каких-то мрачных силуэтов. Я ни на одном лице не видел улыбки или смеха. Наверно все поголовно предчувствовали, что их ожидает что-то грозное.

Для меня, как казака, зная хорошо казаков, было страшно смотреть на эту жуткую картину. Проходил эскадрон за эскадроном. Танкетки и джипы с солдатами и офицерами все время ездили взад и вперед, с криком подгоняя казаков, как скот на бойню.

Мы с нетерпением ждем нашу машину, но машина не появляется. Уже простояли час, но ЗИС не появился. Я хотел возвращаться к бауэру, но Коля С. меня удержал.

Начал мимо проходить 5-й калмыцкий полк. Кто-то из всадников поднял руку в нашу сторону и громко крикнул: «Ваня!» Я узнал Санжу. Он нам предложил сесть в их обоз, но я ему сказал, что ждем машину. Шутя я его спросил: «Конь или кобылка?» — и он, улыбаясь, ответил: «Кобылка». Я знал, что все калмыки предпочитают иметь кобыл из-за молока.

Через несколько минут мы заметили как ЗИС обгоняет колонну. Машина остановилась, и мы погрузили наши вещи. Я сел с дядей Колей. Они оставили для меня место в кабине. Сев в машину, я повернулся к сидящим сзади и, перекрестившись, громко сказал: «Ну господа. Бог нам в помощь». Все как один повторили: «Бог нам в помощь». Дядя Коля предложил мне вести машину, но я отказался. С нами в кабине сидел и есаул Трошин, а сзади — четыре офицера нашей группы. Мы начали обгонять колонну. С левой стороны дороги поднимались горы, по правой стороне поле и редко были видны дома.

На протяжении всей дороги на перекрестках и в лесу стояли танки или танкетки с направленными на нас дулами. Они были хорошо замаскированы. Минут через 20 езды нас остановили около шалаша. Солдаты нам приказали свернуть машину с шоссейной дороги. За шалашом стояла танкетка. Я слез с машины, к нам подошли три солдата и сержант. Начали слезать и другие, но сержант приказал им остаться в машине.

Я заметил на дороге около шоссе на колышке прибитую доску, на которой была стрелка и написано по-английски: Cossack officers.

Я посмотрел в ту сторону, куда показывала стрелка и приблизительно в двух километрах увидел какие-то бараки, а за бараками гора и больше ничего. Никаких лагерей не видно. Это показалось странным. Сержант каждого осмотрел, также осмотрел все вещи, но ничего не трогал. Затем пошел к танкетке и стал с кем-то говорить по радио. И через несколько минут показал рукой, куда нам ехать, т. е. по направлению стрелки. Я сел в машину, и мы поехали.

Настроение у всех было ужасное. Все молчали. О чем думал каждый из нас, трудно сказать. Я думаю, что все молились. Подъезжаем к баракам. Не доезжая метров десять, на дорогу вышли два солдата с автоматами и сержант, высокий, крупного телосложения с пистолетом на поясе и палкой в руке. Нам показали, куда поставить машину.

Справа от нас барак, перегороженный надвое. Под крышей несколько столов с посудой и человек 20 солдат и офицеров. Это штаб лагеря Вайстенфелд.

Впереди и слева от нас тоже бараки, но закрытые, вероятно, казармы.

Дядя Коля отдал мне ключи от машины: «Ваня, ты распоряжайся», — сказал он. Начали всех строить в шеренгу рядом с бараком. Перед каждым лежали вещи. Два солдата держали автоматы наготове, держа дуло прямо на офицеров. Сержант кричал на меня, чтобы я спешил. Я отдал ключи солдату и машину сразу увезли.

Я с вещами пристроился к левому флангу. Сержант, улыбаясь, показал нам рукой снять пистолеты. Каждый из нас снимал пистолет и передавал ему в руки. Он их бросал в одну кучу. Мне было жаль расстаться со своим пистолетом, который я получил на службе еще в 1942 году. Два солдата унесли пистолеты. Сержант приказал нам раскрыть чемоданы и отойти на два шага назад.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вторая мировая, без ретуши

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное