Трагедия казачества. Война и судьбы-2

Заснули к утру. 29 мая во вторник в 6 часов утра в палатку вошел сержант с палкой делать подъем. Он начал кричать и бить палкой всех по ногам, кто не почувствовал удара и продолжал храпеть, то палкой толкал в ребра. Нам приказали выстроиться к 9-ти часам. Некоторые протестовали, почему так рано их подняли. День был ясный, солнышко начало пригревать. Так как ни у кого не было часов, то у меня все время спрашивали который час.

В 9 часов мы выстроились. Перед строем стоял майор Островский в донской папахе набекрень. Через несколько минут пришел английский майор с двумя офицерами и переводчиком.

Майор Островский скомандовал «смирно!» и взявши под козырек, отрапортовал, что строй выстроен. Английский майор тоже отдал честь. Через переводчика он просит майора Островского, чтобы он отдал приказ всем офицерам с вещами грузиться в грузовики для переезда в другой лагерь.

Майор Островский спросил, куда и в какой лагерь. На это получил ответ, что он не знает. Тогда майор Островский без всякой церемонии заявил, что он не будет отдавать никакого приказания для погрузки, пока ему не скажут, куда. Английский майор сказал, что он пойдет в штаб узнать. Майор Островский добавил, что он просит честное офицерское слово английского гвардейского офицера, что он скажет правду, куда нас повезут. Английский майор обещал и вышел из лагеря. За всей этой сценой из-за проволоки наблюдал английский генерал и несколько офицеров.

В этот день лагерная охрана получила подкрепление, вчера было человек 10–12, а сегодня больше 20. Все солдаты и пулеметчики заняли свои позиции и были наготове. К лагерю подъехали маленькие танки и бронемашины, направив дула на нас. Прошло 10–15 минут, а английского майора все еще нет. Положение натянутое. Эти минуты ожидания нам показались вечностью. Таня подошла ко мне, бледная и грызла травку. Из-за этой травки у нас всегда были неприятности. Я сказал ей выбросить, она выбросила и сразу же взяла другую…

Наконец, английский майор пришел и сообщил нам, что нас везут в Юденбург для передачи советскому командованию. В такую солнечную погоду, как гром ударил в нас.

Майор Островский категорически заявил английскому майору, что мы не поедем и просит расстрелять нас здесь. После этих слов англичанин пригрозил, что будет применена сила. Строй поломался и все разошлись, также ушел и английский майор.

На всех лицах был ужас, майор Островский ходил по лагерю взад и вперед, его под руки поддерживали с одной стороны вестовой Ваня, а с другой — лейтенант Трескин. Карло Иванович все время бегал с ними. За ними шло несколько офицеров, Ваня открыто плакал. Майор Островский несколько раз повторил: «Почему я не послушал Вагнера?» Полковник Вагнер — немец, командир первой казачьей дивизии.

Предатели — английское командование, обманным путем поймали этого льва и посадили в железную клетку. Он хочет выскочить на свободу, но толстые железные прутья клетки не пускают его.

Я тоже забегал и искал какое-либо средство покончить с собой, но ни у кого ничего не было. Об этом позаботился сержант при обыске. Другие офицеры также искали выход из положения, как и я. Я побежал к Тане. «Таня, ради Бога, дай мне ножницы, иголку или бритву. У тебя это должно быть, ведь ты сестра милосердия». Со слезами на глазах она мне тихо ответила: «Ваня, у меня ничего нет, они все забрали». А может быть, она не хотела мне это дать.

В лагерь вошел генерал со своей свитой, несколько полковников, майоры, капитаны и переводчик. К ним подошел майор Островский. Генерал сказал ему, чтобы он дал приказ грузиться, но Островский отказался, сказав: «Расстреляйте здесь, но такого приказа я не дам!»

Англичане приказали грузиться, но никто не тронулся с места. Тогда нам сказали, что живыми или мертвыми мы будем вывезены. Кто желает остаться живым, пусть становится направо, а кто желает быть расстрелянным здесь — налево. Началось колебание и прощание. Это была трогательная картина: прощались сослуживцы, друзья по службе, довоенные друзья, друзья по школе и т. д. Они обнимались, целовались, плакали, уходя махали друг другу…

Одни становились здесь налево на расстрел, другие — направо для погрузки в дорогу и, если не на верную смерть, то еще хуже, на долгое время мучений и пыток на каторге. Некоторые надеялись убежать в дороге.

В лагерь вошло полвзвода солдат с автоматами и выстроились против нас, рядом стоял офицер. Они ожидали от офицера команду — «Огонь!»

Через несколько минут объявили, что все врачи, сестры милосердия и весь медицинский персонал может остаться и с вещами выйти из лагеря.

На вопрос Островского, почему их уводят, английский майор сказал, что медицинский персонал будут судить по закону Женевской Конвенции, на это Островский сказал, что пусть по этому закону судят нас всех. Английский майор ответил, что мы не подлежим закону Женевской Конвенции.