Несколько врачей и ветеринар вышли из лагеря, но большинство осталось. Из сестер никто не выходил. Ветеринар, который усыновил мальчика серба, пожелал остаться с остальными и отдал мальчика английским солдатам за проволокой. Мальчик ни за что не хотел уходить от своего приемного отца. Он кричал, плакал, бился руками и ногами, но его в лагерь не пускали. Тогда он как-то умудрился вырваться из рук солдат и с полным разгоном бросился на колючую проволоку. Весь окровавленный: лицо, руки, ноги. Солдаты его еле отняли от проволоки, но он все время протягивал свои ручки к отцу. Наконец, его перевязали и впустили в лагерь. Ветеринар из-за мальчика вынужден был покинуть лагерь.
Казаки-офицеры, наблюдавшие эту жуткую картину, еще больше обозлились на англичан. Многие плакали, увидев окровавленного ребенка. Один из офицеров, размахивая руками, крикнул: «Кровь наша на вас и детях ваших», взял свои вещи и сел в грузовик. Подошла Таня с травкой в зубах, она не хотела уходить с медперсоналом. Решила — что будет, то будет. «Таня, умоляю тебя, уходи, пока есть возможность. Ты сможешь рассказать моей маме, что произошло!»… Подошла ее мама и начала меня просить, чтобы я уговорил Таню уйти. Минут через десять мне, наконец, удалось уговорить Таню, и она с мамой вышла на свободу.
Я был очень рад, когда увидел ее за проволокой, рядом с машиной Красного Креста. Она мне помахала рукой. Слава Богу, Таня на свободе и я перекрестился.
Офицеры, которые решили садиться в грузовики, бросали свои вещи в лагере. Многие срывали свои погоны и почти все уничтожали свои военные книжечки. Несколько офицеров сорвали свои награды. У многих нервы не выдерживали, и они стали переходить на правую сторону. Слева стоящие уговаривали не уходить направо. В этом особую бойкость проявили сотник Меркулов-Твардовский, мой спутник Коля Чуб и отец Адам Бурхан. Они все время ходили и уговаривали не садиться в грузовики. Просили держаться всех вместе. Отец Бурхан, старый есаул кубанского войска, не только уговаривал, но просто офицерским тоном громко приказывал оставаться и молиться.
Но тут случилось что-то неожиданное: отец Евгений пошел с чемоданом прямо к грузовику. За ним потянулись и другие. И левая сторона начала уменьшаться все больше и больше.
В грузовик с брезентом нагружали по 8 человек, вещи складывали на средину, сами садились по четыре человека на складные скамейки по бокам. В каждом грузовике, который подходил к воротам для погрузки, в середине около кабины уже сидело два солдата с автоматами. Когда грузовик был уже нагружен, тогда в него садилось еще два солдата с автоматами. К шоферу в кабину садился еще один солдат с автоматом, так называемый сопровождающий. Полный грузовик отходил от ворот и пристраивался к колонне, за ним сразу подъезжал к воротам следующий.
Казакам была оказана великая честь от английского командования: шесть до зубов вооруженных английских солдат на восемь невооруженных казачьих офицеров, у которых не было даже иголки или бритвы покончить с собой.
Погрузилось человек 100–120. Мы стоим на левой стороне смертников и ждем, когда будет подана команда стрелять. Я мысленно попрощался со всеми друзьями, подругами, с родными, матерью и отцом, с Таней. Все ждут смерти. Некоторые тихо разговаривают: «Почему они издеваются, почему не стреляют?»
Неожиданно офицер уводит свою команду. Мы вздохнули, стало легче.
Значит Господь их вразумил. Но радость эта была кратковременной. Подогнали совсем близко к проволоке танки, танкетки и огнеметы. Начали бросать огонь, но через головы, т. е. перелет. Позади нашего строя весенняя зеленая трава стала черной. Упавшие капли горючего у некоторых сжигали униформу, но никто не трогался с места. Бросили огонь второй раз. 17-летняя дочь священника отца Георгия Трунова, Женя, громко сказала: «Как вам не стыдно, мерзавцы!» Отец Георгий одернул дочь: «Женя, ты не смеешь так выражаться, это некрасиво». На это Женя ответила: «Ну, папа посмотри на этих идиотов, они хотят казаков напугать огнем, разве они не знают, что казаки не боятся смерти»… Отец Георгий сказал: «Женя, перестань».
Эта молодая казачка нас очень подбодрила своими словами. Некоторые ей крикнули: «Молодец Женя!» Ко мне подскочил мой друг Володя, обнял меня и три раза поцеловал: «Ну, прощай Ванюша, я сажусь, а по дороге буду убегать». «Храни тебя Бог» — я только успел сказать, как Володя исчез. Я заметил как офицеры грузятся у ворот, там же и священник отец Александр Козлов. Я, злой, побежал к грузовику, отец Александр уже бросил большой чемодан в грузовик и хотел бросать второй поменьше. Я схватил большой чемодан с грузовика и потащил его в лагерь, говоря отцу Александру: «Как Вам не стыдно, батюшка, а еще называете себя священником…» «А что такое, почему нет?» и т. д. он мне отвечал. Ко мне подошел отец Адам и начал меня ругать, зачем я удержал отца Александра. «Пусть едет. Таким как он, туда и дорога».