Гамлет. Слыхал я и о вашей живописи: бог вам дал одно лицо, вы себе делаете другое; ваша походка смахивает то на джигу, то на иноходь; вы жеманно произносите слова, даете прозвища божьим созданиям и свое распутство выдаете за наивность. Ну вас, я больше не хочу говорить об этом, это свело меня с ума. Я заявляю, что у нас больше не будет браков. Те, которые уже вступили в брак, будут жить все, кроме одного {166}, а другие пусть остаются в настоящем своем положении. В монастырь ступай!
Гамлет уходит.
Офелия. О, какой благородный ум повержен! Внешность придворного, язык ученого, меч воина; надежда и роза прекрасного государства, зеркало моды, образец изящества, тот, кому подражали все, умеющие наблюдать, так низко, низко пал! А я, самая печальная и несчастная из женщин, - я, которая впивала мед его сладкозвучных обетов, теперь вижу, как этот благородный и царственный ум стал подобен некогда сладкозвучным, а теперь треснутым колоколам, которые звучат нестройно и резко для слуха. Эта несравненная внешность, облик цветущей юности погублены безумием. О, как горько мне, видевшей то, что я видела, видеть то, что я вижу!
Выходят король и Полоний.
Король. Любовь? Чувства его направлены не в эту сторону. И то, что он говорил, хотя и было несколько бессвязным, не походило на безумие. Есть в его душе что-то, что высиживается его меланхолией. И я боюсь, - что выводок окажется опасным; чтобы это предупредить, я поторопился принять следующее решение. Он немедленно отправится в Англию, чтобы потребовать невыплаченную нам дань. Возможно, новые моря и страны, а также разнообразные предметы изгонят из его сердца то, что в нем укоренилось, над чем постоянно бьется его мозг и что делает его непохожим на самого себя. Что вы думаете об этом?
Полоний. Это будет хорошо. И, однако, я полагаю, что причина и начало его печали - отвергнутая любовь. Ну что, Офелия? Вам не нужно рассказывать нам, что говорил принц Гамлет: мы все слышали, милорд, поступайте так, как вам будет угодно. Но если вы сочтете это нужным, пусть после окончания пьесы его мать-королева попросит его открыть ей наедине причину его печали. Пусть она поговорит с ним прямо. Я же, с вашего разрешения, устроюсь так, чтобы слышать весь их разговор. Если она не узнает причины, пошлите его в Англию или заточите его туда, куда сочтет нужным ваша мудрость.
Король. Да будет так. Безумие знатных людей не должно оставаться без присмотра.
Уходят.
Входят Гамлет и трое актеров {167}.
Гамлет. Читайте монолог, прошу вас, так, как я вам его читал: чтобы слова подтанцовывали на языке. Но если вы будете произносить всем ртом, как делают многие из вас, актеров, я предпочел бы, чтобы городской глашатай читал мои стихи. И не слишком пилите воздух рукою - вот так. Но ко всему подходите мягко; ибо в самом потоке, буре и, если можно так выразиться, в вихре страсти вы должны соблюсти умеренность, которая придаст всему плавность. О, меня оскорбляет до глубины души, когда я слышу, как здоровенный парень с париком на башке рвет страсть в клочья, в лохмотья, чтобы оглушить зрителей партера, которые в большинстве ничего не способны воспринять, кроме бессмысленных пантомим и шума. Я бы хотел, чтобы такого парня высекли за то, что он переиграл Термаганта и переиродил Ирода {168}. Прошу вас, избегайте этого.
Первый актер. За это, ваша честь, я ручаюсь.
Гамлет. Не будьте и слишком робкими. Пусть наставником вашим будет ваш собственный здравый смысл. Согласуйте действие со словом, слово с действием и особенно наблюдайте за тем, чтобы не преступать скромности природы. Ибо всякое преувеличение в этом смысле изменяет назначению актерской игры, цель которой, с самого начала и теперь, была и есть - держать, так сказать, зеркало перед природой; показывать добродетели ее собственные черты, тому, что достойно презрения, - его собственный образ, и самому возрасту и телу века 169 - его внешность и отпечаток. И вот если тут хватить через край или недоделать, это - хотя бы и смеялись невежды - огорчит людей сведущих, мнение одного из которых должно быть для вас более веским, чем мнение целого театра, наполненного зрителями. О, я видел актеров и слыхал, как их хвалили и превозносили высоко, а между тем у них, да простит мне бог, и речь была не как у христиан, и походка была не как у христиан, и не как у язычников, и вообще не как у людей. Они пыжились и выли, и мне казалось, что какие-то поденщики природы создали людей, и притом создали их плохо: они так отвратительно подражали роду человеческому.
Первый актер. Надеюсь, мы у себя до некоторой степени это преобразовали.
Гамлет. О, преобразуйте это до конца. И пусть те, которые играют у вас комиков {170}, говорят только то, что для них написано. Ибо среди них есть такие, которые смеются сами, чтобы заставить смеяться нескольких тупых зрителей, хотя как раз в это время и наступил важный момент пьесы. Это мерзко и доказывает, какое жалкое тщеславие у глупца, который к этому прибегает. Ступайте приготовьтесь.
Актеры уходят; входят Полоний, Розенкранц и Гильденстерн.