Трагический эксперимент. Книга 3

«Брусилов не выполнил ни одной задачи: враг не был разгромлен, его потери были меньше, чем у русских, — резюмирует Нелипович. — Ковель, который притягивал всё внимание Брусилова, как Селена лунатика, так и не был взят, несмотря на чудовищные потери трёх армий, тщетно его штурмовавших. Не случайно многие авторы связывали разложение русской армии с крахом надежд на развитие успеха в результате наступления Брусилова».

Современники отзывались об итогах Брусиловского наступления не менее критически. «О! Дай снова приказ Брусилову остановить эту бесполезную бойню, — писала 25 сентября 1916 года императрица Александра Фёдоровна Николаю II. — Наши генералы не считают живых, они привыкли к потерям, а это грех». А вот мнение военного историка, белоэмигранта Антона Керсновского: «Для России и русской армии вся эта грандиозная наступательная операция в конечном счёте оказалась вредной. Победы мая — июня были утоплены в крови июля — октября… Превосходный личный состав юго-западных армий был выбит целиком».

Крайне жёсткую и нелицеприятную оценку «генералу-новатору» и его методам ведения войны дают и многие подчинённые Брусилова. В том числе, например, генерал Владимир Соколов, командовавший 14-й пехотной дивизией. «Опьянённый первыми успехами… Брусилов гнал нас вперёд всем фронтом, без резервов, без пополнений, — отмечал Соколов в своих написанных по горячим следам мемуарах. — Результат… сказался быстро: распыляясь и неся потери с каждым переходом, мы быстро обессилели, и резервам неприятеля легко было обратить наш успех в катастрофу».

Краха, по словам Соколова, удалось избежать лишь благодаря «необычайному подъёму духа в войсках, явившемуся ещё до начала наступления». Но для предотвращения катастрофы, которая случится в следующем, 1917 году, ни у фронта, ни у тыла, одинаково потерявших веру в победу, духу уже не хватило. Главным двигателем разгорающейся революции стал лозунг: «Долой войну!»

Осенью 1916 года планировалось масштабное наступление Антанты. Для воевавшей на два фронта Германии оно должно было стать роковым. Традиционно считается, что именно эти приготовления посеяли разногласия между членами блока. На самом деле военные проблемы явились не причиной, а следствием глобальных экономических противоречий, дыхание которых уже явственно ощущалось.

Отправной точкой разрыва России с одной стороны и Англии и Франции — с другой стал конец июня 1916 года, когда состоялась Парижская экономическая конференция. Этот форум для судеб России оказался очень серьёзным. Именно там были заявлены планы развития, не устроившие российских партнёров, запустивших в ответ траекторию февральского переворота. Инициаторами конференции выступили ведущие европейские державы. Цель — не допустить послевоенного возрождения Германии.

Тон задал премьер-министр Франции А. Бриан, призвавший по завершении боевых действий продолжить борьбу на экономическом фронте. Торгово-промышленная изоляция нанесёт сильный удар по врагу: только в этом случае немцы не смогут мечтать о реванше. Высказанные мысли отражали вполне понятные опасения. За пару последних десятилетий Германия серьёзно потеснила конкурентов. Достаточно сказать, что с 1903 по 1913 год она смогла удвоить свой экспорт, настойчиво проникая на международные рынки.

Для России Германия и вовсе превратилась в ключевого партнёра. В предвоенное десятилетие сотрудничество с ней стремительно наращивалось. Немецкая промышленная продукция составляла тогда 47 % от всего российского импорта, а 38 % отечественного экспорта (в основном пшеница и ячмень) шло в обратном направлении. Очевидно, что из-за войны выпадение такой значительной доли торгового оборота было крайне болезненно. Тем более блокада германской экономики ещё на неопределённый срок не могла устроить Россию.

Зато это обстоятельство ободряло союзников, с вожделением смотревших на русский рынок. Идея заменить на нём Германию превращается в idee fixe Парижской конференции. Со стороны Англии, Франции, Италии озвучена масса проектов, направленных на резкое расширение сотрудничества, наиболее громким из которых стали планы единого таможенного союза. По факту это означало, что Россию вынуждали отказаться от высококачественных немецких изделий, а также покинуть главный рынок сбыта её сельхозпродукции.