Трагический рейс

Вдруг в ложбине между волнами, на расстоянии менее 200 метров, я обнаруживаю черные силуэты, напоминающие застывших дельфинов. Вначале подумал, что это тени от облаков, но долго обманываться на этот счет не пришлось: длинная линия рифов протянулась далеко в открытое море, пересекая наш путь.

Оборачиваюсь назад: Жозе в счастливом неведении сидит у двери каюты и, благодушно склонясь к Телемаху, обещает обезьянке еще сегодня угостить ее бананами и яблоками. Бедный зверек совсем отощал, наша диета — рис и оладьи — не устраивает Телемаха, и он почти ничего не берет в рот с тех пор, как мы расстались с Донгкалой.

— Львица, брось, пожалуйста, свою работу и хватай спасательные жилеты. Поторапливайся!

Она поднимает глаза от шитья, оставаясь, как всегда, практичной.

— Не одеть ли тебе заодно штаны? Думаешь, это конец?

— Через пять минут все выяснится, — говорю я. — Во всяком случае, можно постараться доплыть до берега.

У нас нет возможности повернуть в открытое море, где торчащие над водой скалы простираются на несколько сот метров, не говоря уж о тех, что скрываются, доходя только до ее поверхности. Против ветра мы идти не в состоянии, и нам не выбраться из ловушки. Единственный шанс на спасение — направиться к берегу, где как будто виднеется брешь в барьере. Я полностью перекладываю руль на левый борт, травя шкоты. «Синга Бетина» тотчас отзывается. Верхушки первых подводных скал скользят мимо меня в 50 метрах с правого борта. Ощущаем легкий удар, скорее содрогание. Задели за дно, несомненно песчаное, и попали в прибой, устремляющийся к берегу. Бросаю штурвал, бегу на нос, отпуская развевающиеся шкоты. Якоря уже давно готовы к отдаче, еще с того момента, как мы увидели землю. Отдаю четырехпалый якорь, он цепляется за дно и... толстый трос лопается, как шелковая нить! А мы даже без парусов. Ветер слабый, зато течение чертовски сильное! Почти мгновенно штоковый якорь оказывается на кат-балке, и через несколько секунд «Синга Бетина» круто разворачивается благодаря натяжению троса и послушно качается на волне, перекатывающейся через риф.

13 Потерпевшие кораблекрушение веселы

Мы были отпускниками, а теперь стали потерпевшими кораблекрушение.

Запись в дневнике Жозе от 30 января 1967 года.

Вздохнув с облегчением и сняв спасательные жилеты, изучаем обстановку: дело обстоит не так уж плохо. Судно преодолело барьер, не получив повреждений, мы спокойно стоим на якоре в 200 метрах от берега. Хотя волнение еще сильное, но разбивающиеся валы не доходят до нашей стоянки. Давно не испытывали мы такого ощущения безопасности! Итак, мы в Австралии! Жизнь иногда готовит нам такие сюрпризы... Правда, этот уголок поразительно негостеприимен, но нашим усталым глазам он представляется внушающим доверие и даже почти дружелюбным. По правде говоря, нам не раз казалось, что мы обречены скитаться по пустынным морям до конца жизни, так и не повидав обитаемой земли.

И вот мы просто сидим на крыше рубки, слишком усталые и обалдевшие, чтобы ясно мыслить. Нам кажется, что все напасти кончились. Лениво, с затуманенным сознанием пытаюсь угадать, где же мы все-таки находимся. Нам виден лишь короткий отрезок береговой линии. На юго-западе простирается огромный скалистый мыс, захватывающий устье реки, которую я спутал с проливом Апсли. Позднее мне станет известно, что этот мысок носит ободряющее название Дисепшен-Цойнт, или Мыс разочарований! Но, будучи неискушенными моряками, мы, разумеется, в данный момент не знали этой мелочи, как и того, что пролив Апсли находится менее чем в шести милях к северо-востоку, и если бы мы увидели землю немного раньше сегодня утром, то достигли бы ее без всякого труда. Забегая вперед, скажу здесь о том, что мне стало известно позднее: наша судьба решилась на расстоянии пяти миль, не более того, с любой стороны от места катастрофы, после того как мы покрыли 600 миль. Держись мы немного западнее — обогнули бы мыс Форкрой, а пошли бы восточнее — попали бы в пролив Апсли без всяких усилий. Но нас угораздило попасть в единственное место, из которого практически нельзя выкарабкаться.