Третье поколение

— Господи, браточка милостивый, ведь это же Тво­рицкий! Я же его знаю, я ему кожух шил!

И в ту же минуту здешние жители, стоявшие в этом углу, заговорили между собой:

— Портной домой вернулся. А думали, что он на­всегда где-то поселился. Пришел в свою хату, а от хаты пустое место осталось.

Портной начал здороваться со знакомыми и поднял такой шум, что председатель зазвонил в колокольчик.

— Я знал, что тут судят, — рассказывал портной громким шепотом, — везде говорят... По дороге домой остановился в совхозе, за городком, несколько кожухов сшил. А пришел сюда, гляжу — небывалая какая-то по­стройка стоит и свет в окнах. Вошел, а тут суд. Это ваш клуб? Вот оно в жизни как все меняется... Домой, пожа­луй, подамся, а то все в дороге да в дороге. Приду, ко­рягу какую-нибудь в печи подожгу и прилягу, пускай ноги отойдут.

Объявили перерыв, народ двинулся к дверям. Порт­ной быстро выбрался во двор и заковылял к своей хате, сшибая палкой придорожную траву. До хаты было около километра. Идя, он рассуждал:

— Худо ли, бедно ли, а в своей хате... Стара, правда, хата, а все ж таки... Стало быть, это Творицкий тут на­бедокурил? Ай-ай! Такой, казалось, тихоня, справедли­вый человек. Сказал бы кто-нибудь, ни за что бы не поверил!

Он поглядел перед собой, направо от знакомого ольшаника, — и вдруг остановился. Постоял с минуту, оглянулся по сторонам и заговорил себе под нос:

— Вот что значит долго не быть в своей стороне. Забыть можно, где твоя собственная хата стоит! Нет, погоди-ка! Какое тут, к черту, забыть! Вот ольшаник, вот сухой грунт, там сосняк, здесь березовый пень, а вот старая усадьба Нестеровича. Батюшки мои, что за лихо? Хаты нет!

Он рванулся с места, побежал и вскоре добрался до родного места. Там стоял только остов печи, да и тот подрыт поросятами. На развалинах уже густо разрос­лась лебеда. Высохшие за зиму ее стебли торчали во все стороны, как колючая изгородь. Сердце у портного за­ныло, он еле проговорил:

— Что ж это случилось? Вот беда на мою голову!

Рыжий петух высунул голову из-за кучи битого кирпича, уставился на ошеломленного человека и про­кричал ему прямо в лицо. Портной направился в быв­шую хату Нестеровича.

— День добрый!

— Здравствуйте! Ах, это вы пришли? А уж мы тут думали, что вы навсегда свою сторону покинули. Сколько времени не показывались. Далеко отсюда были? Ви­дали, что с вашей хатой?

— Кто это сделал?

— Бригада плотников. Барак строили. На отопление разобрали. Барак отапливали. А старшим у них был бригадир Наумысник.

— А что же вы, соседи, смотрели? Хоть бы вы этому Наумыснику слово сказали. Какое право он имел тро­гать мою хату?

— Я ему говорил.

— А он что?

— Он говорит: «Мало ли что портной не сказал, что от хаты отказывается. Раз его так давно нет, а эта рухлядь того и гляди от ветра развалится...»

— Рухлядь! Я бы еще ее осмотрел и век свой до­жил бы! Господи!

— Хлопочите теперь, чтобы строительство вам но­вую хату поставило, раз оно вашу снесло.

— Хлопочи! Черта тут дохлопочешься!

— Почему же? Главный начальник — ваш добрый знакомый.

— Кто это?

— Нестерович.

— Антон? Не может быть!

— Вот вам и не может быть! Тот самый, который мне вот эту самую хату давно уже отдал. Ведь это еще при вас было.

— Что я слышу! Он таки сразу в революцию эту, браточка, подался... И выбился, скажи на милость! Кто смел и удачлив...

— Поговорите с ним.

— Ясное дело, поговорю. Ну, а вы как живете?

— На работу хожу, на строительство.

— А что делаете?

— Раньше у машины стоял, землю на канаве черпали. А теперь стены выводить будем.

— Да разве вы каменщик?.

— Э-э, тут всему научат. По любой специальности мастером сделают.

— А я, если бы пришлось, мог бы здесь к чему-ни­будь пристроиться?

— Что за вопрос! Иди только, будь ласков! Работу дадут, да еще спасибо скажут!

— Ну и ладно. Я спрашиваю потому, что здешних порядков не знаю. Надо будет, значит, себе по силам работу подыскать. К Нестеровичу заявлюсь, и... правду сказать, ремесло мое ныне на нет пошло.

— Так это вы только с дороги?

— Да.

— Чего же вы стоите? Снимайте кожух, полезайте на печку. Сейчас кое-чего перекусим. Пока суд да дело, оставайтесь у нас. Что же делать? Как-нибудь...

Портной начал раздеваться. Он посматривал на при­ветливого хозяина, отмечая его довольный и веселый вид, и думал: «Хороший человек, и принял как сразу, не то что другие. И сапоги на нем добротные и пиджак... Заработал; видать, народ хорошо зарабатывает и живет себе. А когда явился сюда, такой был бедняк, оборва­нец!» У портного отлегло от сердца. Ему хотелось поде­литься с приветливым соседом своей мыслью: «Если Не­стерович здесь самый главный начальник, так, может быть, и хорошо, что этот черт Наумысник мою хату снес! Черт с ней, с развалиной! Теперь, может быть, другую дадут. Антон Нестерович для меня небось не по­жалеет. Сосед с давних пор. Ведь я же ему когда-то помогал бандитов ловить». Однако он свою мысль вслух не выразил. Побоялся, как бы это делу не повредило. Никогда не следует наперед хвалиться.