Три Анны

– Нам туда не надо, – сладко пропел незнакомке Ванюха, играючи подхватывая чемодан, – нам совсем в другую сторону.

Ловко огибая встречных, он вывернул в проулок, пропустил Аню вперёд и, узрев невдалеке Люськин киоск с сатуратором, активно заморгал ей, кивая на спину своей спутницы.

«Молодец, Люська, не стушевалась», – мысленно похвалил сожительницу Ванюха, видя, как она мгновенно обслужила покупателей, с треском захлопнула окно ларька, громко кинув в жидкую очередь:

– Временно закрыто. Скоро буду.

Дальше оставалось всего-ничего: подвести девку к узкой улочке, ведущей к знаменитой тюрьме «Кресты», и якобы отлучиться на минуту, шепнув девке в самое ухо:

– Жди, сейчас позову хозяйку.

Удачно, что Люська вертелась тут же на подхвате.

Два-три слова вскользь, а теперь скачком за забор, наблюдать, как развиваются события.

Улыбающаяся от уха до уха Люська, ринулась навстречу деревенщине:

– Девушка, вы не меня ждёте?

Кивает:

– Да, наверное, вас.

Ванюха довольно потёр руки, сморгнул и увидел, как быстрым шагом вперёд идёт Люська с заветным чемоданом, а за ней семенит деревенская дурочка.

Не дав девке опомниться, Люська быстро свернула, шмыгнула в дыру в заборе и задними дворами помчалась к своему киоску, засунув чемодан в щель между сараями.

– Пора, – прошептал Ванюха. Он воровато поискал глазами: нет ли вблизи милиционера. – Отлично! Никого!

Вытер о штаны вспотевшие ладони и вышел навстречу дурёхе, недоумённо разводя руки в стороны:

– Извиняй, девушка, хозяйка отказала. Сдала, говорит, комнатку. Придётся тебе самой подсуетиться.

Сказал и зажмурился, ожидая, какой вой сейчас поднимет недотёпа. Мол, пока тебя не было, я какой-то бабе доверилась, а теперь поди знай, что делать.

Но девушка молчала. Только пристально ему в лицо глазами зыркала. Да так, что тёртый калач Ванюха почуял, как у него ослабло под коленками. А потом вдруг широко улыбнулась. Светло и беспечно, словно ношу с плеч скинула. Развернулась и молча пошла назад.

– Дура, она дура и есть, – сказал сам себе Ванька и покрутил пальцем у виска.

* * *

Аня шла куда глаза глядят вдоль длинного забора из тёмно-красного кирпича и думала, что сама во всём виновата. Ей сразу не понравился носильщик с бегающими по сторонам глазками и слишком слащавой речью. Но уж очень захотелось вот так, с ходу, найти прибежище и не торопясь разобраться в сложностях большого города.

Сказать правду, из всего имущества больше всего Анюта сожалела о плюшевом жакете. Это был царский подарок. Когда Нгуги привёз его из Олунца и развернул перед Аней, от восторга она чуть не взвизгнула: о таком наряде ни одна дроновская девушка и мечтать не смела. Только рукава оказались чуть длиннее, чем полагается, и Аня, боясь испортить вещь, пристегала их на живую нитку. Зато о пропавших деньгах Алексея Ильича она совершенно не жалела. Всё время, что они находились в её руках, она подспудно чувствовала исходящее от них беспокойство. Они словно жгли ей ладони, которые хотелось вымыть или, на худой конец, обтереть листом лопуха. В чём заключается опасность этих денег, Аня сказать навряд ли бы могла, но твёрдо верила: счастья они бы ей не принесли. А вот несчастье – кто знает?

Но сейчас обстоятельства вынуждали признать, что она осталась одна в чужом городе без вещей и средств к существованию. Хорошо, что документы и последнее послание Алексея Ильича Анне она догадалась спрятать во внутренний карман юбки и крепко заколоть булавкой, пять лет назад отданной ей симпатичным мальчиком Костей. Миновав забор, Аня свернула в переулок и оказалась на набережной Невы, как раз напротив вокзала, с которого она меньше часа назад сошла с чемоданом в руке.

Она долго рассматривала монумент Ленину, недоумевая, неужели это тот человек, которого хорошо знал Свешников? Распахнутое пальто и порывистая поза вождя, стоящего на крыше броневика, вдруг с пугающей отчётливостью напомнили ей Алексея Ильича, когда тот, стоя на краю утёса, заходился отчаянным воем о своей загубленной душе. Казалось, Ленин сейчас тоже выкрикнет слова проклятия, взмахнёт полами пальто, взвоет голодным волчиной и рухнет головой вниз в холодные воды спокойной Невы.

Чтоб отогнать наваждение, Аня помотала головой, а открыв глаза, увидела на скамейке маленькую аккуратную старушку в шляпке с вуалью и бежевых нитяных перчатках. Со стороны бабушка выглядела игрушечной, так свежо и прозрачно было её остроносенькое лицо, обрамлённое облачком седых волос. Чуть выпуклые голубые глаза наводили на мысль о фарфоровой чашке, а белый кружевной воротничок придавал старушке нежность и хрупкость.

Ни в губернском Олунце, ни тем более в Дроновке Аня никогда не видела таких воздушных созданий. На фоне ленинградской старушки она почувствовала себя неотёсанной колодой из сырого дерева, только что вывезенной из леса. Но бабушке девушка, видимо, понравилась, потому что она приветливо улыбнувшись, показала рукой на место рядом с собой, и Анюта, повинуясь её приказанию, неловко примостилась на краешек скамейки.

Старушка царственно наклонила голову и поздоровалась: