Когда разговор, уйдя в сторону от фон Гуков, перекинулся на эпизоды юности новой знакомой, Аня решила, что пора прощаться. Она и так засиделась, а ещё неизвестно, где придётся преклонить голову на ночь. Как тут не вспомнить маму-покойницу, пятнадцать лет назад постучавшую в дверь бабы Катиной избы в Дроновке. Да, в деревне бы не пришлось ночевать на улице, а если бы и пришлось, то всегда можно забраться с головой в стог сена и свить себе внутри уютное гнездо, одуряюще пахнущее летним лугом и солнцем.
– Графский переулок вы найдёте без труда, – сказала ей на прощание старушка под вуалькой. – Необходимо идти прямо по Литейному проспекту, пересечь Невский, нынче он зовётся проспект 25 Октября, и идти дальше до Владимирской церкви. Там свернёте направо и через пару шагов окажетесь в Графском переулке. Да не забудьте – теперь он именуется не Графский, а Пролетарский. Храни вас Господь, милая барышня. – Она перекрестила Аню и повторила: – Храни Господь.
За это утро Аня очень устала, изнервничалась и настолько изголодалась за дорогу, в которую не догадалась взять с собой еду, что идя длинным Литейным проспектом, разглядывала только витрины булочных, в которых красовались картонные караваи и связки баранок из крашеного дерева. Сглотнув слюну, Аня вспомнила, что старушка рассказала про недавно введённую карточную систему. В чём её суть, Аня до конца не разобралась, но уяснила, что купить хлеб можно только тогда, когда у тебя на руках будет заветная карточка с надписью: «Хлеб, 200 гр.»
– Кое-что, – растолковала ей ленинградка, – например, мороженое или ситро, можно купить без карточек. Ну, конечно, некоторых хозяек выручает рынок, если в доме остались вещи, которые можно продать или поменять.
После этого объяснения Аня поняла, почему в поезде было так много народу с мешками, набитыми картошкой, и баб с корзинками яиц. Все они ехали на рынок, с тем чтобы, выгодно сторговавшись, вернуться домой с обновой или деньгами, которых в деревне всегда не хватало.
«Какая я глупая, – укорила она себя. – Нет, чтобы сунуть в чемодан хоть десяток-другой картофельных клубешков. – Но вспомнив, что чемодан попал в руки вора, как ни была голодна, иронично улыбнулась: – И хорошо, что не положила. Было бы жалко пропажи!»
Самым интересным в городе Ане показались трамваи.
– Что, деревня, варежку разинула? В первый раз увидала? – необидно хихикнул лысоватый мужичок в обтёрханном картузе.
– В первый, – согласилась она, во все глаза глядя, как несколько симпатичных красных вагончиков лихо подкатывают к толпе людей, звонками разгоняя зазевавшихся пешеходов.
– То-то, то-то! – горделиво сказал мужичок. – Я и сам в первое время наглядеться не мог. А теперь запросто на них езжу. И ты научишься. Невелика хитрость. – Он ободряюще шлёпнул Анюту по плечу и, ухмыляясь во весь рот, вскочил на подножку, выкрикнув на ходу: – Слышь, гражданочка, а тебе куда?
– Мне недалеко, – сказала Аня и, увидев золотые купола белоснежного храма с надвратной иконой Владимирской Божией Матери, поняла, что пришла по назначению.
– Фон Гуков тебе? – переспросила пожилая женщина с трясущимися щеками свекольного цвета и переложила кошёлку в другую руку. – Нет у нас теперь «фонов». Все равны.
Аня и краснощёкая женщина стояли посреди небольшого двора в Пролетарском переулке и смотрели друг на друга: одна с вопросом, другая с вызовом.
Подумав, что, наверное, эта женщина любит командовать в семье, Аня склонила голову, не став приставать попусту:
– На «нет» и суда нет. Спрошу у других.
Видимо, женщине стало стыдно, потому что она снова переложила кошёлку и указательным пальцем ткнула в окна квартиры на втором этаже:
– Вон там Гуки жили. Только сейчас их там нет. Они давно съехали. И барыня, и барон, и сын ихний Сергей Александрович. Первое время после революции Анна Ивановна в дворницкой жила, а куда потом уехала, не знаю.
– Я слышала, что Александра Карловича убили на войне, – сказала Аня.
– Да нет. Живой он. Только одной руки нет.
– Руки нет?
Это сообщение так поразило Аню, что она непроизвольно сплела пальцы, как делала всегда, когда решала сложный вопрос.
– Точно так. Левой, – уточнила тётка. – А что тут удивительного? – спросила она, видя Анино замешательство. – На войне чего только не оторвёт. Вон мой дед с Русско-Японской без ноги вернулся. Зато грудь с Георгием. Да ты, девка, не переживай, гражданин Гук хоть и безрукий, да и немолод уже, а красавец каких мало.
Аня уже в третий раз слышала от посторонних про невероятную красоту барона и поняла, что ей было бы очень любопытно взглянуть на него собственными глазами.
– Квартира три, – подвела итог тётка, и Аня, поблагодарив, вошла в подъезд, размышляя о том, что новые хозяева, возможно, знают адрес фон Гуков.