Три Анны

Ища глазами поддержки, она увидела, как, раздвигая людей, к стоящему рядом полицмейстеру быстро пробирается настоятель Троицкого собора, и поняла, что самосуда уже не произойдёт.

Постепенно, так же как и возник, готовый вспыхнуть бунт волнообразно пошёл на убыль, меняя выражения лиц и расправляя зажатые в гневе кулаки.

– Разойдись! – теперь приказ полицмейстера был услышан. Полицейские, облегчённо переглянувшись, щёлкнули шашками, отправляя их в ножны. Опасность миновала.

– Господин Гуров, я отведу домой госпожу Веснину, – обращаясь к полицмейстеру, сказал фон Гук, совлекая Аню с края телеги.

Крупная дрожь, сотрясавшая Анино тело, не позволяла вымолвить ни слова, заставляя крепче стискивать зубы, чтобы не разрыдаться от ужаса пережитого. Маришка легко поглаживала её по плечу, Александр Карлович нежно поддерживал за талию, шепча на ухо успокаивающие слова, которые Аня не понимала.

«Васька Косматов, Васька Косматов…» – не переставая, повторяла она про себя, боясь забыть названное Проклой имя.

Аня чувствовала себя выстиранной тряпкой, выжатой до последней капли воды. Возбуждение сменилось неимоверной усталостью, от которой безвольно заплетались ноги и плетями висели руки с негнущимися пальцами. По пути домой ей то и дело кланялись незнакомые бабы, слезливо бормоча слова благодарности:

– Спасибо, матушка, уберегла мир от прегрешения, не дала мужикам сотворить самосуд.

– Анна Ивановна, вам необходимо выпить горячего чая, – сказал барон, вводя Аню в калитку Маришиного дома.

Аня так ослабла, что не хватало сил поставить ногу на ступеньку крыльца. Александр Карлович понял её состояние, легко подхватил и, перенеся через порог в гостиную комнату, бережно опустил на кушетку.

Его объятия делали Анино тело невесомым. С ним ей было хорошо, уютно и спокойно, как на коленях у мамушки, когда она укачивала дочь во время болезни.

– Ахти мне, что с Аннушкой? – засуетилась Анисья, принявшись беспорядочно метаться из угла в угол.

Через силу Аня постаралась ей улыбнуться:

– Няня, со мной всё благополучно, просто голова закружилась. Немного понервничала из-за Проклы. Её поймали.

– Проклу?

Из няниного фартука ворохом вывалились шерстяные клубки и запрыгали по половикам как пёстрые мячики.

Чудесным образом рядом с кушеткой возникла Мариша со стаканом с горячего сладкого чая.

– Сама выпью, – Аня взяла стакан из рук подруги, с наслаждением отхлебнув первый глоток, растёкшийся по жилам блаженным теплом. Подсунутая под спину подушка удобно подпирала поясницу, позволяя чуть откинуться назад. Еле слышно тикали напольные часы с медным маятником в виде солнца, наполняя комнату милыми домашними звуками, возвращающими Ане полноту жизни.

Подумать только, она сегодня едва не оказалась свидетельницей жуткой кровавой расправы над преступниками. В какой-то момент ей даже показалось, что казнь невозможно остановить и обезумевшая толпа вот-вот ринется терзать в клочки Проклу с офеней.

– Офеня… Кто он? – Аня вопросительно посмотрела на фон Гука.

– Её брат, – барон фон Гук, не вдаваясь в лишние подробности, принялся кратко объяснять суть событий. – Заручившись поддержкой полицмейстера, я несколько дней следил за лесным домом и его хозяином, пока он не привёл нас к вашей бывшей портнихе. – На этих словах голос Александра Карловича еле заметно дрогнул, и он с сомнением посмотрел на Аню.

– Нет, нет, продолжайте, я пришла в себя и в состоянии вас выслушать.

Полуприкрыв глаза, Аня сквозь ресницы увидела, как рука барона предупреждающе потянулась к ней, словно хотела защитить от плохих вестей, но сделав круговое движение, снова покорно опустилась на место.

– Анна Ивановна, прежде чем продолжить, я хочу выразить вам своё восхищение, – сказал барон фон Гук. – Вы необыкновенно отважная девушка.

– Истинная правда, господин майор! В пансионе наша Анечка никого не боялась, даже инспектора из Петербурга! – подхватила Маришка, звонко целуя Аню в щёку.

Барон с завистью покосился на Марину, подхватив её восторженный тон:

– Ну, если не боялась самого инспектора, тогда конечно!

От этой дружеской пикировки Анино настроение улучшилось и, словно квашня из кадки, оно поползло вверх.

Ей внезапно захотелось шутить, смеяться и петь одновременно, только почему-то глаза при этом начали немилосердно слипаться, а язык напрочь отказывался произносить слова. Спустя мгновение Аня провалилась в глубокий сон.

* * *

Когда Аня открыла глаза, за окном расплывалась ночь, украшенная медовой коврижкой полной луны, купающейся среди звёзд. Неяркий свет масляной лампадки перед иконой Богоматери отражался от зеркала на стене и весёлым зайчиком скакал по Аниной руке, перебегая с пальца на палец.