Улетевший сон был настолько крепким, что Аня не сразу поняла, где находится, и, лишь узнав знакомые очертания комнаты, вспомнила прошедший день, Проклу с братом-офеней, угрозу ужасной расправы над арестованными и собственное бессилие перед разбушевавшейся людской стихией. От неприятных мыслей по коже пробежал колючий озноб. Чтобы согреться, Аня спряталась под одеяло, натянув его до бровей. Мягкое тепло обволакивало покоем, позволяя спокойно анализировать события на центральной площади.
«Наверное, так и происходят революции, – подумалось ей вдруг. – Народ собирается в толпу, гомонит, возмущается, сливаясь в единое целое, дрожит как оголённый нерв. Потом кто-то один, особо нервный или специально подученный, выкрикивает: “Бей!”, множество голосов хором подхватывает призыв, и пошло-поехало. Раззудись плечо – разойдись рука! Остановить эту массу уже невозможно, потому что в ней нет отдельных личностей, думающих самостоятельно, она – единый организм, нацеленный на разрушение».
Память настойчиво будоражила какая-та мысль, стараясь прорваться наружу из полусна. Она не давала забыться, заставляя скрупулёзно припоминать день, минута за минутой.
Чтобы бодрее думать, Аня, поёживаясь, вылезла из-под одеяла и с удивлением обнаружила себя в одной тонкой сорочке. Наверное, Мариша постаралась.
Сев на кровати по-турецки, она закусила губу, сосредоточенно уставившись в одну точку.
«Вспомнила! Прокла сказала: “Спроси своего отца про Ваську Косматова, и тогда поймёшь, за что я вас ненавижу!” Конечно! Когда Александр Карлович вёл меня домой, я всю дорогу твердила про себя это имя!»
Сон в миг пропал. Соскользнув с кровати, Аня подошла к окну и двумя руками распахнула раму, впуская в комнату поток воздуха. Глубоко вздохнув, она почувствовала себя свежей и отдохнувшей.
«Гнись долу, стелись ветвями по земле, но не ломайся», – сказала ей вчера незнакомая бабушка.
Так и надо. Гнуться, но не ломаться. А ломаться она права не имеет. У неё на руках больной батюшка и старенькая Анисья. Им она нужна целая и невредимая.
А ещё старуха с площади утешила напоминанием, что самая тёмная ночь бывает перед рассветом. Наверное, это так, но как же трудно среди кромешной тьмы несчастий дождаться первого робкого лучика, сулящего утреннюю зарю!
Она взялась руками за подоконник и, свесив голову вниз, заглянула в палисадник. На скамейке под сливой неподвижно сидел человек. Странно, но Аня совсем не испугалась. Напрягая зрение, она пристально вгляделась в силуэт и в лунном свете узнала барона фон Гука. По Аниному сердцу прокатилась горячая волна благодарности: он нас охраняет! Забыв, что она не одета, а растрёпанная коса напоминает спутанную льняную паклю, девушка еле слышно позвала:
– Александр Карлович!
Хотя Анин тихий шёпот звучал не громче шелеста листвы на раскидистом тополе, барон расслышал зов и, немедленно вскочив, подошёл под окно, наступая каблуками на камни, ограждающие клумбу с оранжевыми бархатцами.
Его лицо, поднятое к окну второго этажа, оказалось в тени дома, и Ане были видны лишь устремлённые на неё глаза и аккуратно подстриженные каштановые волосы.
– Александр Карлович, благодарю вас и прошу, нет, приказываю, идите спать! Больше ничего не случится! Я буду ждать вас завтра!
Она немного поколебалась и, поднеся пальцы к губам, послала ему воздушный поцелуй.
Пользуясь темнотой, спрятавшей густой румянец на щеках, быстро прикрыла окно, мимолётно расслышав прощальное:
– Честь имею.
Вернувшись в кровать, Аня перекинула косу за спину, свернулась калачиком и попыталась снова заснуть, но мозг словно взбунтовался, стараясь осмыслить загадочные слова, брошенные Проклой.
– Значит, Васька Косматов. Никогда прежде не слышала этой фамилии, – непроизвольно произнесла вслух Аня, раздумывая, каким образом попытаться расспросить батюшку о былом. Волновать его доктор запретил категорически, да она и сама бы не решилась тревожить тятю понапрасну: вместе с потерей зрения Ивана Егоровича мучили страшные головные боли, от которых большую часть времени он лежал лицом к стене, с трудом поворачиваясь, чтобы испить кисленького морса из черники или малины.
Аня встала и осторожно переступая босыми ногами по прохладным половицам, подкралась к двери батюшкиной комнаты. Открыв дверь, она долго прислушивалась к его беспорядочному дыханию, твёрдо решив, что ни за что на свете не станет мучить его любопытством. Пусть Прокла хранит свою тайну, придёт время, и она наверняка станет известна.
Оказалось, что загадку Васьки Косматова без труда смогла разрешить Анисья.