Три яйца, или Пистолет в задницу

Вновь перрон, снова он, город Сходня,

улица Ленина, 27.

ноябрь 1986

ОБЕИМ

Я веселой песни не спою.

Мрачно сер весь мой репертуар.

Я с гитарой на шоссе стою.

Подо мною серый тротуар.

И дождь серый хлещет по лицу.

А мимо машины летят,

из окон машин один взгляд.

В нем глаз прозябанье,

в нем непониманье,

и в нем невниманье

к певцу.

На плечи накинув серый плащ,

я из дому вышел поутру.

Во дворе все тот же женский плач.

Не плачь. Я все-равно ни ко двору.

Ни к чему скандал и этот вопль.

А мимо люди идут,

вонзая ботиночный зуд

в асфальт запыленный,

в сердца окрыленных,

в места отдаленные

столь.

Я - неокольцованный тобой.

Курс мой постоянный - напрямик.

Я добрел пешком до кольцевой,

и увидел в небе странный лик.

Этот лик был сер и молчалив.

А мимо тучи плывут.

Льет ливень - молниеносный спрут.

И лик открыл глаза.

По небу - серая слеза.

И лик велик. Он движется

и жив.

Я сел в лужу прямо на шоссе.

Человек в ду-ду свое дудит.

Но психологическое эссе

пусть заменит боль моей груди.

И спасеньем будет мой палач.

А мимо листья шуршат.

И отлетает душа.

Человек, он ведь не по злобе.

С неба лик зовет меня к себе.

Вот такая-то точка в судьбе...

Не плачь.

Может быть, я и в любви профан.

Но иначе не прервать роман.

Лужа - это тот же океан.

Слушай, это лучше, чем обман.

23 января 1987

* * *

Я нашел другую "Кошу".

Нет, не Кошу, суррогат.

В очередности все той же

рассказал, что я женат.

Что есть дом, как птицам клетки,

где жуют, но не живут.

Что есть Юля с Женей - детки,

меня папою зовут.

Что работа неплохая,

что недавно отлюбил.

На вопрос: "А кто такая?"

Я ответил, что "забыл".

Ложь кому-то во спасенье,

а кому-то боль да боль.

Мне хотя бы на мгновенье

снова сблизиться с тобой...

Мне один есть выход, боже,

пока молод и могу,

кочевать от "Коше" к "Коше",

как кузнечик на лугу.

Вспоминать о первой Коше,

о своей любви большой.

И делить с другою ложе

телом, и болеть душой...

Притаилась за дверями

тень, ее скрыл полумрак.

Что ж ты друга потеряла?

Он теперь никто, а так.

К зеркалам, чтоб отпустило,

но мой конь пустился вскачь.

Отраженье загрустило

и исчезло... Плачь не плачь.

11 мая 1987

* * *

Брату Эрику

А в комнате мышка шуршала,

и выла за дверью метель,

и кошка, как в марте, визжала,

но это гостям не мешало

свою кочегарить постель.

Сверчок появился в пространстве,

транзитом дополз до толчка.

Он тоже замечен был в пьянстве,

но пары сплелись в братском танце,

и им наплевать на сверчка.

Но вот через форточку хобот

до люстры хрустальный достал.

Вот падающей люстры грохот,

и нечеловеческий хохот

раздался в отдельных местах.

От форточки все замерзают,

решают, закрыть бы кому.

Ах, если бы здесь был хозяин,

но он улетел, все же знают,

спецрейсом да на Колыму.

А в комнате мышка шуршала,

и выла за дверью метель,

и кошка, как в марте, визжала,

но это гостям не мешало

свою кочегарить постель.

август 1987

* * *

И семья, и заботы, и дети, усталость от быта,

и весна хороша, да прошла, да и лето прошло.

Только дверь в Новый Год потихонечку

кем-то открыта,

ты за нею стоишь, и мне кажется

там хорошо.

Я смотрю в двери щель, не пойму, что хочу,

но я знаю,

что чужой и не тот, да поздравить позволь,

разреши.

От души и добра, и здоровья, и счастья

желаю,

и желаю любимой быть и любить от души.

Это странно, зачем, для чего, но порою

желанье

возникает, и ровно на миг оно так велико.

Но мужчине-то что, он исчез, он ушел,

до свиданья.

Хорошо спать вдвоем, просыпаться одной

нелегко.

Я смотрю в зеркала и бывает тоскливо

и грустно,

по спине холодок, и в квартире навечно зима.

И паркет под ногами, как снег, надоевший

от хруста,

и непрочен, и в трещинах весь... Да ты

знаешь сама.

Отраженья мои, словно листья, упавшие

в осень,

детство кануло в лето, а юность осталась

в весне.

Нам уже двадцать семь, двадцать семь,

двадцать семь,

двадцать... восемь.

Но довольно о грустном, его нам

хватает вполне.

Мы на людях с улыбкой всегда, как бы ни

было туго.

Но любовь как судьба - не кино, не театр,

не музей.

И пусть что-то не так иногда, с Новым Годом,

подруга.

До свиданья. Жму руку. Целую.

Один из друзей.

29 ноября 1987

ПРИОРИТЕТ

Странно все устроено на свете,

оттого напрасно трачу нервы.

Ездит на машине, каждый третий,

а я - первый.

Человек я по натуре гордый,

не способен даже есть консервы.

Хлеб с икрой жует каждый четвертый,

а я - первый.

Как разбить приоритет проклятый,

только что мне скажете теперь вы,

если ходит в лайке каждый пятый,

а я - первый.

Я с любовью знаюсь по-простому,

но ведь женщины - такие стервы,

отдаются каждому второму,

а я - первый.

Я, выходит, человек ненужный,

но мне успокаивает нервы

мысль о том, что отправляет нужды

каждый первый.

1987

ДЕРЕВЕНСКИЕ ТЮЛЬПАНЫ

А в деревне Степурино

Нижегородской губернии

все пропито, все прокурено,

только воздух там чист.

И когда мне невмоготу,

я бегу от своих проблем,

уезжаю в деревню ту

коротать свою жизнь.

Стаканы, мои граненные стаканы,

Я вас на полку уберу да поскорей.

Тюльпаны, деревенские тюльпаны,

я вас с собою возьму, для любимой

моей.

Я вернулся в столицу вдруг,

когда ты меня не ждала,

позвонил, а открыл мне друг,

я с тюльпанами был.

За его обнаженным плечом

в полумраке ночном

в ужасе ты стояла ни в чем,

как я слепо любил.

Протянул в темноту цветы,

сам не ведая, что творю.

Кто-то взял их из темноты,

и захлопнулась дверь.