Три лишних линии (СИ)

      Лазарев думал, что в парную ему не захочется — и так нажарился, пока добирался, но когда всё же зашёл, то понял, что будет отсиживаться тут, сколько хватит выдержки и здоровья. После пёстрой и нагло блестящей плитки, скользкого металла и яркого света остальных помещений, бесцветные деревянные стены и горячий полумрак, в котором колебались волны эвкалиптового запаха, казались безопасными и уютными. Почти умиротворяющими. Иногда заходили новые люди, осматривались, пытались с кем-то заговорить и, если получали согласие на секс, то уходили уже вдвоём, но в основном, как ни странно, здесь собрались те, кто действительно пришёл погреться в сауне, а не снять мужика. Лазарев-то пришёл как раз за этим — за мужиком, но не мог пересилить то гнетущее, остервенелое состояние, в которым он пробыл эту неделю. Всё вызывало отвращение и раздражение. Сначала теснота в раздевалке, потом назойливые проститутки в баре, потом нерасторопность парнишки из обслуживающего персонала, потом…

      Он остановил сам себя, понимая, что дело не в сауне. Толян был вполне доволен и, немного погревшись в парной, ушёл в лабиринт. В выходной день народу было много, и он надеялся, что быстро кого-нибудь найдёт. Вряд ли вожделенного студентика: здесь за секс денег не брали, и Толян был лишён преимущества своего возраста — неплохого финансового положения, зато, в одном лишь полотенце вокруг бёдер, не мог скрыть его недостатки: выступающий живот и дрябловатые бицепсы.

      Когда дверь в очередной раз распахнулась, Лазарев даже не обернулся.

      — Ром, ты тут до сих пор?! — окликнул его Толян, стоя на пороге и не закрывая за собой дверь. — Пойдём, там сейчас такое…

      На Толяна недовольно зашикали, и Лазареву ничего не оставалось, кроме как подняться с места и выйти наружу. Он поправил едва не свалившееся полотенце и слегка поёжился — после парной было холодновато:

      — Чего там такое?

      — Да мальчика одного приходуют. Надо очередь занимать!

      Лазарев пожал плечами и равнодушно пошёл к душу — смыть пот. Было бы куда бежать. К тому же тёмные комнаты, где собирались любители групповухи, всегда вызывали у Лазарева острое чувство брезгливости. Ему казалось, включи там свет, и по стенам и углам увидишь такое, что за час не проблюёшься. Наслоившиеся друг на друга следы прикосновений, мазков грязными пальцами и потными спинами, липкие брызги слюны и спермы. Его передёрнуло. Он притворился, что просто поводит плечами под колким душем.

      — Конечно, мальчика, — лениво заметил он. — На свету глянешь — мальчик тебя старше окажется.

      Толян схватил его за руку и потянул из-под душа.

      — Да, блядь, сейчас пропустим всё! Идём! Реально классный пацан. Не больше двадцати…

      — И чё, всем даёт? — Лазарев даже немного удивился. Смысл молодому-симпатичному отдаваться под проёб. Его ж порвут тут. Нет, понятно, что если скажет, что хватит, никто заставлять не станет: в саунах за этим следят, проблемы никому не нужны, но всё же… На такое чаще шли те, кому уже было плевать, с кем, лишь бы кто засунул и выебал.

      — Вроде всем, — довольно ответил Толян. — Он то ли обкуреный, то ли пьяный просто… Какая разница?

      Часть лабиринта при входе — самая тёмная, с теми самыми чёрными провалами комнат для анонимной групповухи — была почти пустой. Кое-кто вдоль стен стоял, но основная масса переместилась за поворот коридора.

      Когда они с Толяном пробрались сквозь не особо плотную толпу ко входу в одну из кабинок, то оказалось, что никакой в прямом смысле слова оргии, как это представлялось Лазареву, там не было. Кроме того самого мальчика в тесной комнатке было ещё пятеро: двое, как выразился Толян, приходовали, один ждал, а ещё двое, совсем молоденькие и тоже, кажется, не особо трезвые, организовывали и контролировали процесс, смеясь, кривляясь и обмениваясь тупыми шутками. Они же выбирали «следующего»: толстых и старых дядек они весьма невежливо разворачивали с порога:

      — Нет, ему такие не нравятся! Ищи другого!

      В кабинке была полутьма, и Лазарев через головы стоявших перед ним людей не мог толком рассмотреть мальчишку. Но ему казалось, что Толян не ошибся: парень на самом деле был совсем молодой. Видно было только руки и ноги, но пропорции — угловато выпирающие косточки на запястьях и щиколотках, худые колени, особенное, «детское» строение кисти — выдавали возраст.

      Лазарев не испытывал особых заблуждений на счёт сауны — это был облагороженный вариант общественного туалета, куда приходили за быстрым трахом, но эти глупые дети… Двое дебилов-дружков, и парнишка, которому накачанный смуглый мужик сейчас долбился в отставленный зад, — зачем они здесь? Кто их пустил?

      — Они хотя бы совершеннолетние? — тихо прошептал Лазарев, повернувшись к Толяну.

      — Конечно! У мелких на входе паспорт спрашивают.

      — Ты тоже туда собрался? — кивок в сторону кабинки был брезгливым.

      — Ты нет, что ли?

      Лазарев не стал говорить, что нет, только усмехнулся:

      — А вдруг фейс-контроль не пройдём?

      Толян натянуто засмеялся:

      — Пройдём!